Психология литературного творчества

Нечто подобное этим записным книжкам «французского Диккенса», как некоторые называют Додэ, представляют «Тетради» одного из его больших поклонников, Мориса Барреса, которые он вёл с 1896 но 1923 г. Автор романа «Вдохновенный холм», который умеет так хорошо передавать дух своей лотарингской родины, намеревался к концу своей жизни написать мемуары, чтобы изложить в них, как он сам говорит, «все свои воспоминания детства и юношества, всё своё богатство мечтаний, хороших образов и сновидений в сумерках». Так он хочет подвести итог уроков, полученных от жизни, о путях своего развития, своих экспериментов в том или ином направлении. «Хочу рассказать о часах, которые правильно сохранил среди стольких других в жизни, исчезнувших из виду и сердца». Баррес применяет метод Руссо, который, как подчёркивает Бурже в разговоре с Барресом, «обладает памятью только для того, что он почувствовал». Но, к несчастью, из проектируемых мемуаров были написаны только первые страницы. Компенсацией являются именно «тетради», которые сейчас публикуются в нескольких томах. На протяжении стольких лет Баррес записывает свои впечатления, мысли, настроения, удивительно богатые и разнообразные, и прежде всего с намерением использовать их в своих произведениях. Произведения остаются ненаписанными, но папки с исследованиями о Байроне и Гёте, набросками романов и новелл или религиозно-философских и политических очерков и сейчас лежат перед нами как доказательство неисчерпаемой документации в жизни и в искусстве [306]. Такой характер носят и дневники Поля Валери. Отличаясь сравнительно слабой и недисциплинированной памятью, которая не сохраняла точную картину прошлого, но прочно удерживала некоторые идеи, полезные для фиксирования собственного мировоззрения, поэт на протяжении полувека (после 1892 г.) каждое утро записывал свои мысли и впечатления. Так накапливается большое число «тетрадей», из которых он прямо извлекает рассуждения по различным вопросам, отрывки, напечатанные, как они есть, или соображения по написанию ряда заказанных произведений. Первого рода, то есть почти неизменившимися дневниками, являются его книги: «Тетрадь Б» (1910), «Аналекта», «Сюита, Ромбы», «Другие Ромбы», «Моралите», «Умолчания», «Злые мысли» и т.д. [307]

Значительным явлением среди произведений этого рода во французской литературе является, несомненно, «Дневник» братьев Жюля и Эдмона Гонкур, начатый 2 декабря 1851 г., когда они опубликовали свою первую книгу; он издавался под общей редакцией до 1870 г. и под редакцией одного из них, Эдмона, — до 1895 г. Сродные по уму и темпераменту, авторы смотрят на мир как будто одними глазами, так что их впечатления и мнения поразительно сходны. «В этой автобиографии, — пишет Эдмон Гонкур, — изо дня в день выходят на сцену люди, которых случай поставил на нашем жизненном пути. Мы портретизировали этих людей, мужчин и женщин… Нашей целью было правдоподобно оживить перед потомством своих современников посредством стенографирования разговоров, жестов, мелких страстей, в которых раскрывается личность, передать те необъяснимые детали, из которых складывается образ времени, наконец, зафиксировать ту лихорадочную возбуждённость, столь присущую головокружительному Парижу» [308]. Программа выполнена блестяще, и мы имеем налицо не только мысли и наблюдения, легшие в основу романов двух братьев, но и живописные снимки знаменитых современников — Бодлера, Флобера, Жорж Санд, Готье, Сент-Бева, Тэна, Ренана и др. (Баррес передаёт нам в своих «тетрадях» беседы и характеры представителей следующего поколения — Бурже, Золя, Додэ, А. Франса и других своих друзей). Историк французской литературы едва ли мог бы найти в другом месте столько материала для характеристики мысли и темперамента Флобера, сколько, например, в этих отчётах о встречах и беседах. Перечисляя разнообразные темы в разговоре Флобера, а именно: развитие мира, религия, буддизм, восточные легенды, лирика Гюго, Гёте, тайны чувства, фантазии и безрассудности любви, вкусы и темпераменты людей и т.д., — братья Гонкур очерчивают и содержание своих собственных мемуаров со всем социально-историческим, литературно-анекдотическим и типично человеческим в них. Однако заметим, что философ Тэн, задетый каким-то замечанием, открывает известную ограниченность в культурном горизонте братьев. Он утверждает, что они передают некоторые из разговоров то весьма нескромно, то извращённо и тем самым искажают картину выбранной духовной среды [309].