Психология манипуляции. Феномены, механизмы и защита

Паттерны взаимоотношений оказываются уже внутренним достоянием. Л. Прото выделяет такие внутренние общающиеся пары, как Хороший Отец — Послушная Дочь (Хорошая Мать — Послушный Сын), Контролирующий Родитель — Сопротивляющийся Сын/Дочь, Угнетающий Мужчина — Свободная Женщина и прочие. Между ними происходят свои перипетии, в результате которых некоторые из позиций снова проецируются (уже на новом витке отношений) вовне — и цикл повторяется...

В этом калейдоскопе взаимных превращений между персонажами, взаимообратимости межличностных и внутрилич-ностных отношений уже невозможно однозначно сказать, кто манипулятор, а кто жертва. Манипуляторы и их жертвы — это одни и те же люди, которые взаимно помыкают друг другом, впиваются друг в друга во взаимном стремлении использовать другого для решения собственных проблем: каждый нужен каждому. В этом — деформация нашей всеобщей зависимости. Только вместо зависимости человеческой и ценностной мы впадаем в зависимость технологическую и орудийную, поскольку другой оказывается нужен как средство, как инструмент.

Шумный карнавал масок — «персон» — превращается в полную иллюзий жизнь, если его участники отождествляют себя с играемыми персонажами. И если «Я» сводится лишь к играемым им ролям, то в иллюзию превращается и самость. Впору спросить себя: «Кто я таков?» Если ответ не совпадает ни с одной из сменяемых ипостасей, то такому человеку манипулировать нет надобности. Но где он — такой человек?

* Происхождение слова «персона» — «per» (через), «sonus» (звук) — «то, через что проходит звук», восходит к конструктивным особенностям масок в античном театре, у которых рот был сделан в виде раструба, усиливающего звук [Орлов 1995].

Таким образом, внутриличностная предпосылка манипуляции — не столько внутренняя множественность, сколько нецелостность. Отсутствие собственного центра — самости — или его игнорирование, с одной стороны, вынуждает человека подчиняться своим частностям (продолжая терять целостность), а с другой, делает его уязвимым перед интервенцией с целью завладения одной из его частей. Как следствие, жертва сама провоцирует агрессора подобно тому, как брошенные без присмотра вещи становятся слишком привлекательны для вора.

3.5. Технологические требования

Далеко не последнюю роль в стимулировании манипуляции играют чисто инструментальные, нередко экономического толка соображения. На межличностном уровне мы обсуждали противоречие между интенциями партнеров по общению. На внутриличностном — противоречие между внутренними побуждениями (хочу — хочу). Здесь же уместно вспомнить о несоответствии между желаниями и своими (психологическими) возможностями («хочу, но не могу»). Особенно примечательна роль технологических затруднений ввиду отсутствия достаточного количества или требуемого качества силы для принуждения: морали, социальных норм, власти, влияния третьих лиц, грубой физической силы и т. п. Крайний политический вариант — «верхи не могут, низы не хотят»: «До пробуждения народа нет манипуляции (строго говоря), а есть тотальное подавление. Пока угнетенные полностью задавлены действительностью, нет необходимости манипулировать ими» [Freire 1990, с. 145]. Это верно не только в политике, но и в межличностных отношениях.

Мы уже видели, что человеческая культура предлагает широкий выбор приемов, с помощью которых можно весьма экономно достигать собственных целей. Наличие образцов инструментов предоставляет соблазн использовать их по назначению, подобно тому, как взявший в руки молоток ребенок стремится испробовать свое приобретение на практике. Элементы детского «полевого» поведения, оттесненные с арены сознания, еще долго продолжают оказывать влияние на поступки взрослого человека. Если же еще и социальные институты предлагают законные способы манипулирования, то нужно быть явно не от мира сего, чтобы такими возможностями не пользоваться. То, как это может происходить на официальных должностях, мы видели в примере с бюрократом. Но подобно тому, как лидер и массы находятся в отношениях взаимной эксплуатации, так и любое другое официальное лицо по-своему вступает в сделку с лицом неофициальным. Великолепный образец таких отношений приводит Э. Берн в одном из своих примеров [Берн 1988, с. 126—129].