Психология. Психотехника. Психагогика

Что касается «да», то Белому не составляет особого труда указать на семантическую эквивалентность – с точки зрения русского языка (но не только русского) – этого слова (части исходного слова, взятого как корень, лексема) всё тому же слову «есть», утверждению существования: сравните в тавтологическом, «удвоенном», стало быть, утверждении существования в выражении: «да будет!».

Пусть так. Но что же дальше? Ну, «в» – это указание на определенное пространственное отношение. На то, стало быть, что нечто имеет место в «да», то есть – в «сущем».

И вот тут критический пункт. Что же тогда это «пра»? Как толковать это «пра», которое «в» «да»? И вот тут-то Белый – в духе гетеанизма, свойственного антропософскому мышлению (а он был, как вы знаете, серьезным, глубоким антропософом), – пытается опереться на гетевскую идею «пра-феномена» и интерпретировать это «пра», которое в «да», – как некое «пра» всякого феномена, всякого являющего себя сущего – как то «пра-место» или «пра-лоно», внутри которого все, что начинает быть, приходит к своему существованию, рождается.

Я сказал эти слова, и кто-то, быть может, уже услышал в них буквальное повторение одной из платоновских формул «идеи»: «Идея, – говорит Платон, – это то, стоя в чем, все, что должно начать быть, приходит к своему существованию». Поразительно, не правда ли? Оказывается, не только у Белого начинают торчать гетеанские уши, но и у самого Гете – платоновские!

Но это – замечание в сторону. Для нас же важно, во-первых, что платоновская «идея» (а заодно с ней и гетевский «пра-феномен») оказываются не «картинкой», как то мы обычно себе представляем, но – «местом», «топосом», и, во-вторых, «топосом рождения», рождения «из» бытия, бытийным лоном.

«Правда», стало быть, по мысли Белого (а – из-за чего я все это и говорю – совершенно в том же смысле говорит о «правде» – о «трагедии как правде нашей жизни» – и Выготский!), – «правда» и есть то самое «место, стоя где» – в контексте формулы Выготского можно было бы добавить: стоя где «реальность», или наша жизнь – какая она «есть» – приходит к своему подлинному существованию, то есть претерпевает то самое «таинственное», «мистериальное» преображение, которое подобно – как говорит Выготский – евангельскому чуду превращения воды (этой жизни) в вино (жизни Новой).

Что значит этот опыт чтения текста Выготского в контексте объявленного в названии выступления тематизма?

В современной психологии можно найти различные толкования психотехники. Доминирует в ней «буквальное», инструментальное понимание, в соответствии с которым «психотехника» – это техника тех или иных «действий над» психикой, действий, нацеленных на «производство» соответствующих ее изменений: трансформаций ее «устройства», режимов ее «функционирования», на обеспечение определенного направления ее «развития» и т. д. и т. п.

«Воздействие» понимается при этом в буквальном смысле, то есть предполагается, что с психикой человека, с его сознанием, личностью, эмоциями и т. д., – вопрос, допустимо ли перечислять все это через запятую, при этом даже не обсуждается, – что со всем этим можно проделывать такие дела, как «организация», «управление» (что означает всегда по сути: манипулирование), равно как и – «формирование», то есть преобразование извне с помощью особых знаковых средств.

Нельзя отрицать, что такое понимание психотехники как раз и характерно для хрестоматийной версии «культурно-исторической теории» Выготского – для ее «зрелой», или «развитой», формы. Однако – хочу подчеркнуть это и, собственно, это-то я и пытался сегодня продемонстрировать – этому буквальному – манипулятивному – пониманию психотехники (а именно с ним, как нетрудно понять, соотносится и так называемая «общепсихологическая теория деятельности»), – этому пониманию психотехники решительно противостоят ранние работы самого Выготского (при том, что собственно «психотехнический» ход мысли, психотехнический «коперниканский» переворот психологической мысли в них, как я также пытался показать, уже отчетливо присутствует – пусть еще и не в явно сформулированном виде). И это особенно ясно видно в работах Выготского, посвященных анализу искусства, то бишь, по большей части – анализу литературных произведений.

Ведь, конечно же, не только в собственно «Психологии искусства» или в соответствующих пассажах из «Исторического смысла психологического кризиса» (здесь эту идею «психотехники» мы находим уже в явно сформулированном виде), но также – как я сейчас это по сути дела продемонстрировал своим чтением, – также уже и в «Гамлете» есть эти психотехнические планы, но! Но если в той же «Психологии искусства» Выготский говорит, что феномен искусства, «чудо искусства» подобно евангельскому чуду претворения воды в вино, то – ясное дело – всякая буквальная психотехническая интерпретация его концепции искусства должна быть сразу же отброшена.