М.М.:
Я хотел бы сказать одну странную вещь, которая вам покажется странной и, может быть, даже своего рода богохульством, но я прошу вас правильно меня понять. Что есть вот в символе «распятия», крестового распятия, есть один оттенок, который у людей набожных исчезает, потому что они просто не осмеливаются это увидеть, а для философа – а я философ, а не набожный теолог, – а для философа эта мысль может открываться.Символ «креста» есть ведь одновременно, кроме всего прочего, есть – «ирония» – конечно. Христос ведь распят, кроме всего прочего, я вам говорю, еще и на образе самого себя, то есть на образе того, что знали о нем окружающие, чего они от него ожидали и чего они от него требовали. Они требовали от него исцелений, требовали от него чудес, они его заперли в его же собственные поступки и мысли и ужасно обижались бы, если бы он вышел за рамки его же собственных поступков и мыслей, которые у них, окружающих, отразились, – они его заперли туда и распяли его на его собственном образе. А если человек захотел подумать что-нибудь другое, чем он думал до этого? – Нет, нельзя! Не выходи из образа! Хочешь пережить что-нибудь, поступить иначе – да нет! Не выходи из образа! Полили тебя драгоценнейшим благовонием – как же ты можешь позволить? Ты же – «Христос», ты же бедных должен спасать и лечить!
А он говорит: простите, подождите – я ведь уйду, а ваши «бедные» всегда с вами будут!
Я надеюсь, что вы помните эти сцены. Правда, недавно один великий представитель советской культуры, иммигрировавший, с гордостью признавался в том – потому что для него гораздо было важнее, чтобы его не обвинили в плагиате, чем оказаться… чем испытать стыд, что он вообще не читал евангелия, – что евангелия он прочитал – ему что-то шестьдесят с чем-то лет – только два года тому назад, а те мысли, о которых шла речь, это не важно какие, они пришли ему в голову гораздо раньше.
Живое, очевидно, тем-то и отличается от мертвого, что живое всегда может быть иным, то есть выскакивать… «слезать с креста» может живое.
Поэтому крест есть «ироническое» напоминание нам вот о том, что не надо загонять людей в их собственный образ, потому что этот образ – в наших головах, а загнав их в этот наш образ, мы их тем самым убиваем.
Но бывают культуры такие, или эпохи такие, или периоды такие, когда больше всего любят именно мертвых, поскольку они уже не могут выйти из своего образа и говорят все то, что мы говорим за них. И дерзости больше, или: иного – никогда не совершат.