Психология речи и лингвопедагогическая психология

В случае нашего обучения даже лучше не обладать предварительными знаниями, возможно изначально неправильными, чтобы избежать впоследствии болезненной их перестройки. Подгонять при обучении людей под один стандарт или, как теперь принято, под одинаковый возрастной и «языковой» уровень не только неверно, но и, с нашей точки зрения, вредно. Представьте себе море в штиль: оно плещется размеренно и ровно, но в нем нет ни бурлящей жизни, ни роста и развития водной стихии. Так и в обучении: ни ровный и усредненный уровень знаний, ни возрастная однородность не могут способствовать и содействовать достижению больших результатов.

Но каким же образом в такой психотерапевтической группе создается та речевая среда, из которой человек черпает языковой материал и которая, как мы сказали, окружает ребенка уже с момента рождения? (В отличие от Г. А. Китайгородской, которая говорит об учебном материале как единственном заменителе языковой среды [183, с. 27], мы настаиваем на различении таких понятий, как среда речевая и языковой материал, поскольку речевая среда – понятие более широкое и включает в себя множество несобственно лингвистических компонентов, что отмечалось ранее.) Согласно моделированию основных принципов онтогенетического речевого развития, такая среда в виде звучащей речи, наполненная языковой информацией, должна окружать и взрослых людей с первого момента обучения в группе.

Основным источником такой информации является педагог, который сразу, с первых минут занятий, начинает обращаться к участникам группы на иностранном языке, сопровождаемым, однако, очень тихим, воспринимающимся практически на уровне подсознания, переводом. Последний фактор, нередко критикуемый сторонниками «прямого», или «натурального», обучения – без языка-посредника, работает, тем не менее, на ускорение процесса обучения, его темпа и ритма, поскольку позволяет взрослому человеку сразу ориентироваться в потоке звучащей речи. Однако перевод этот должен быть не только практически незаметным – как тень, но и не пословным и таким же синтетическим по форме, как и целые соответствующие иноязычные фразы, а иногда и целые отрезки текста. Он должен передавать лишь смысл высказывания и позволять воспринимать оригинальность и аутентичность иностранных языковых моделей, как правило отличающихся от родного языка учащихся. Это необходимо для предотвращения желания дословного перевода с одного языка на другой, неизбежно возникающего в силу языковой интерференции – наложения чужой языковой системы на родную и их смешения.

Здесь необходимо заметить, что мы считаем недопустимым предъявление текста в переводе с русского языка на иностранный, как это часто делается. Это приводит к тому, что в мозгу обучаемого сразу закрепляется переводная модель, т. е. и в дальнейшем уже практически на уровне подсознания человек продолжает переводить с русского языка на иностранный, а не пытается постичь новый язык таким, каков он есть. Более того, отталкиваясь от родного языка, его внимание фиксируется не на иноязычной речи, а сосредотачивается на деталях перевода.

По этой же причине мы никогда не используем известный лозановский прием «люльку»: русская фраза – иностранная фраза – русская фраза. Казалось бы, такая подача языкового материала должна способствовать его более прочному усвоению. Однако на деле получается то, что привыкший к этому приему человек, как наркоман, постоянно ожидает, что перевод будет повторяться для него по крайней мере дважды, и его мозг уже ленится работать самостоятельно.

Мы стараемся добиться автономии одной языковой системы от другой, которые, как известно, могут существовать в аппарате человеческого мозга параллельно [110, с. 173].

Мы не считаем путь совершенного изгнания родного языка из обучения единственно приемлемым и единственно «естественным». Дело в том, что для такого «натурального» обучения требуются годы и годы. Недаром люди, возвратившиеся из 2-х недельной поездки в Англию, куда оправлялись за изучением иностранного языка как начинающие, жалуются, что все эти недели они потратили исключительно на самую первичную ориентировку в английской речи и ничему не научились.

Обучаясь же по нашей тренинговой системе, на первых порах с тактичным и почти незаметным дублером, роль которого исполняет родной язык (подобный принцип ненавязчивого синхронного дублирования используется в целом ряде интенсивных методов, в частности у Г. Лозанова и Г. А. Китайгородской, хотя у последней сам фактор переводного обучения полностью и не исключается), люди к концу второй недели бывают в состоянии пассивно овладевать не менее 1200 лексических единиц иностранного языка, а активно употреблять не менее 70 % от указанной цифры, причем на основе всей нормативной грамматики.