Психология социализма

Все более и более поддаваясь гипнозу двух или трех непрестанно повторяемых формул, проповедник-социалист чувствует жгучую потребность распространять свою веру и поведать всему свету добрую весть, призванную вывес­ти человечество из заблуждения, в котором оно коснело до его пришествия. Разве не блещет сиянием свет этого нового учения, и кто, кроме злых и бесчестных людей, не будет привлечен этим светом?

Гамон пишет: «Под влиянием горячего стремления вербовать себе последователей, проповедники-социалисты не останавливаются ни перед какими страданиями, проповедуя свои идеи. Ради идеи они порывают свои семейные и дружеские связи; они теряют свои места, свои средства существования. В своем усердии они готовы дойти до тюрьмы, каторги и смерти; они хотят осуществить свой идеал и спасти помимо их желаний народные массы. Они похожи на террористов 1793 года, которые из любви к человечеству убивали людей».

Установлено, что социалисты-проповедники всех толков и сект одинаково одержимы жаждой разрушения. Один из них, указываемый Гамоном, желает разрушить все памятники и особенно церкви, будучи убежден, что этим разрушатся спиритуалистические религии. Впрочем, этот наивный разрушитель лишь следует знаменитым приме­рам. Христианский император Феодосий рассуждал не иначе, когда в 389 г. по Р.Х. разрушил все религиозные па­мятники Египта, сооружавшиеся в течение 6000 лет на берегах Нила. Устояли только очень прочные, не поддавав­шиеся разрушению стены и колонны.

По-видимому, почти во все времена имел силу общий психологический закон, по которому нельзя быть апосто­лом чего-либо, не ощущая настойчивой потребности кого-либо умертвить или что-либо разрушить.

Проповедник, обрушивающийся только на памятники, относится к числу сравнительно безобидных, но, очевид­но, не особенно фанатичных. Истый апостол не довольствуется такими полумерами. Он признает необходимым вслед за разрушением храмов лжебогов уничтожить и их поклонников. Какое значение имеют кровавые жертвы, когда речь идет о возрождении рода человеческого, о водворении истины и уничтожении заблуждения? Не очевид­но ли, что лучшее средство избавиться от неверных — это умертвить гуртом всех, кто встает поперек пути, оставив в живых только проповедников и их учеников. В этом и состоит программа искренно убежденных, презирающих лицемерные и пошлые сделки с ересью.

К несчастью, еретики оказывают еще некоторое сопротивление, и в ожидании возможности их истребить при­ходится поневоле довольствоваться единичными убийствами и угрозами. Эти последние, впрочем, очень решитель­ны и не оставляют никакого сомнения в предстоящих избиениях. Один передовой итальянский социалист, как гово­рит Гарофало, резюмирует свою программу так: «Мы перережем тех, кого встретим с оружием в руках, сбросим с высоты балконов или выбросим в море стариков, женщин и детей».

Эти приемы новых фанатиков совсем не новы; они практиковались всегда в тех же формах в разные периоды истории. Все апостолы в тех же выражениях выступали против нечестия своих противников, и как только получали власть, применяли к ним те же средства для энергичного и быстрого разрушения. Магомет обращал неверных ме­чом, инквизиторы — огнем, Конвент — гильотиной, наши современные анархисты — динамитом. Только способы истребления несколько изменились.

Что наиболее прискорбно в этих взрывах фанатизма, которые временами должно переносить общество, это то, что среди убежденных самый высокий ум бессилен против дикого увлечения своей верой. Наши современные анар­хисты говорят и действуют так же, как Боссюэ в отношении к еретикам, когда он начал против них поход, привед­ший к их истреблению и изгнанию. Какими только резкими словами не громил знаменитый прелат врагов своей веры, «которые готовы скорее коснеть в своем невежестве, чем сознаться в нем, лучше питать в своем строптивом уме свободу мыслить все, что им вздумается, чем покориться божественной власти». Нужно прочитать в письмен­ных свидетельствах того времени, с какой дикой радостью были приняты духовенством отмена Нантского эдикта Людовиком XIV (1685 г.) и драгонады¹. Епископы и набожный Боссюэ от энтузиазма были как в бреду. Последний, обращаясь к Людовику XIV, говорил: «Вы истребили еретиков; это самое достойное дело вашего царствования, это венец его».

Истребление было действительно достаточно полное. Это «достойное дело» имело результатом переселение около 400 тысяч французов (кроме громадного числа стойких протестантов, погибших на медленном огне, четвер­тованных, повешенных, выпотрошенных или сосланных на королевские галеры). Инквизиция не менее того опус­тошила Испанию, а Конвент — Францию. Этот последний тоже обладал полнотой истины и старался искоренить заблуждения. Он всегда гораздо более походил на церковный собор, чем на политическое собрание.