Психология сознания

Третья альтернатива, предложенная Нейджелом, заключается в том, чтобы, используя одну из технологий будущего, сначала постепенно трансформироваться в летучую мышь, а потом – снова в человека. Помимо отрезвляющего факта, заключающегося в том, что подобная трансформация лежит за пределами наших самых смелых мечтаний, даже если бы она была возможна, скорее всего, это не помогло бы узнать, каково быть летучей мышью. Прежде чем стать летучей мышью, безрассудно смелый ученый еще не будет знать, что это такое, а став ею, наш героический исследователь это узнает, но, к несчастью, он, естественно, не сможет ни с кем поделиться своим знанием. Летучая мышь, в которую превратился наш ученый, не будет помнить ни о том, что ей надлежало собирать и передавать научную информацию о сознании летучих мышей, ни даже о том, что этот ее опыт – научный эксперимент. С одинаковым успехом можно проинтервьюировать уже сегодня любую летучую мышь и «мышь-трансформер». А когда завершится обратная трансформация, наш исследователь, скорее всего, не сможет ни вспомнить, ни вербально описать, каково быть летучей мышью. Все мы когда-то были человеческими зародышами, пережили собственное появление на свет и провели много месяцев в колыбели, но мы больше не имеем ни малейшего представления о том, что значит быть зародышем, новорожденным или младенцем. Каким было наше осознанное переживание? Было ли оно отчетливым и ясным или туманными и хаотичным? Как мы воспринимали свое маленькое тело, какие чувства вызывали у нас родители, имели ли мы хоть малейшее представление о том, что происходило вокруг нас? Этого мы просто не знаем, хотя трансформация человеческого зародыша или младенца во взрослого человека значительно менее радикальна, чем гипотетическая трансформация человека в летучую мышь.

Наука будущего и сознание

Итак, Нейджел пришел к пессимистическому выводу о том, что, возможно, наука никогда не сможет ответить на вопрос, каково быть летучей мышью. Подобное знание лежит за пределами всех воображаемых исследовательских инструментов или измерений, но даже если бы это было не так, он все равно оставался бы за пределами человеческого знания и понятий, а поэтому его, в принципе, не может описать никакая человеческая наука. С Нейджелом согласны многие современные философы, считающие, что проблема сознания навсегда останется с нами, даже если нейробиология и когнитивная наука добьются успеха в других направлениях. Даже совершенная когнитивная нейробиология не сможет ответить нам на вопрос, каково быть летучей мышью и как из нейронной активности рождается сознательный опыт.

Однако как минимум некоторые философы и многие нейробиологи смотрят на перспективы истинно эксплицитной науки о сознании более оптимистично. Они исходят из того, что предсказать научный прогресс невозможно, как до поры до времени невозможно предсказать и будущие прорывы на научном фронте. Следовательно, то, что философы могут представить себе сегодня, и то, чего они представить себе не могут, не имеет для будущего науки никаких последствий. История науки показывает, что прежде чем были совершены основные научные прорывы (теория относительности, квантовая механика, ДНК и генетика), ни философы, ни ученые не могли даже представить себе их.

Будет раскрыта тайна сознания или нет, нейробиология отдаленного будущего в любом случае остается для нас невообразимой научной фантастикой, такой же таинственной, какой генетика и молекулярная биология XXI века показались бы любому биологу, жившему в XIX веке.

Философские проблемы и сознание