Психология убийства

Хотя атеистическому мышлению трудно согласиться с подобным пониманием значимости страха смерти, не вызывает сомнений, что эта столь высокого уровня человеческая тревожность играет весьма существенную роль в формировании нравственности и нравственного поведения. Однако возникают серьезные сомнения по поводу того, может ли быть нравственным то, что возникает под влиянием страха и, следовательно, носит принудительный характер. Более того, подобные сомнения есть основания отнести к истинности самой веры, в которой, по С. Кьеркегору, страх достигает предельной остроты.

Некоторые культуры, например, в доколумбовой Америке и в буддистской Азии могли прививать способность не бояться смерти, веру в то, что после ее наступления душа обретет новое существование и т.д. И тем не менее все усилия в этой области предпринимались именно потому, что люди от рождения, от своего первого младенческого крика спонтанно боялись смерти, ее боялись и предки человека, как и все животные. Этнологические исследования Д. Д. Фрезера, Э. Б. Тайлора, Л. Леви-Брюля со всей несомненностью свидетельствуют о страхе смерти среди первобытных людей, об их ужасе перед тем, что придется уйти из этого мира, об их боязни крови, покойников и убийц, злых сил, неведомых чар и т.д., а это навеки запечатлелось в пословицах, поговорках, приметах, суевериях, ритуалах и др., разумеется, во множестве мифов, преданий, сказок, легенд.

Страх смерти — это то, что всегда мощно направляло жизнь древнего человека и управляло его поступками. "Мы не верим, мы боимся", — сказал шаман примитивного племени одному исследователю, на которого ссылается Л. Леви-Брюль, и в этой более чем точной формуле отражены все отношения и чувства первобытного человека к тому неведомому, что мы называем смертью.

Даже в средневековой Европе при полном господстве религии и церкви ритуалы, молитвы, вера и даже добрые и богоугодные дела не могли погасить страха перед неизбежным концом. Более того, сама религия давала для него нужную пищу, поскольку никто из умирающих не мог быть уверен в том, что он избежит мук ада. Страх средневекового христианина перед потусторонним миром выражался, в частности, в грубо натуралистических изображениях иссохших скелетов, костей, черепов, а также в символике смерти. Ни тогда, ни потом не было простой веры в продолжение жизни после земной кончины. Близкая к этому уверенность появилась лишь в последние годы в связи с работами Р. А. Моуди и других исследователей, да и то лишь у небольшой части интеллигенции.

Еще одним доказательством того, что религия и вера отнюдь не гарантируют от страха смерти, является тот факт, что в VIII- XII веках в Европе богослужения, даже папой римским, совершались по нескольку раз в день. Молитвенное заступничество сразу за всех усопших (затем был определен один день поминовения усопших), как и многие другие богослужения, преследовало цель по возможности облегчить их муки на том свете, а следовательно, снизить свой страх перед ними. Можно сказать, что это были мольбы о том, чтобы вообще страдания там были не слишком жестоки. Естественно, что просить об этом могли только верующие, во всяком случае верующие в загробную жизнь.

Начиная с VIII-IX веков, как отмечает Ф. Арьес, именно в монашеской среде развилось еще неведомое в миру чувство неуверенности и тревоги перед лицом смерти или, скорее, потустороннего мира'. Ведь как раз для того, чтобы избежать вечного проклятия, люди уходили в монастыри и — что не было характерно для раннехристианского монашества и пустынничества — служили там мессы, как можно больше месс, дабы одна усиливала другую ради спасения душ умерших. Между аббатствами и между церквами сложилась своего рода сеть взаимопомощи и заступничества за мертвых. Люди стремились расположить к себе Бога как можно раньше.

Необходимо признать, что церковь и ее служители всегда делали так, чтобы усилить ужас человека перед смертью, однако, не доводя его до отчаяния и предлагая свое заступничество, а также указывая на всеблагое милосердие божье. Это была небескорыстная эксплуатация самого большого страха в целях укрепления влияния церкви и получения больших материальных средств, например, от тех же многочисленных заупокойных служб.

Во все времена нежелание видеть тело покойника, затем даже гроб его, который стали скрывать в катафалке, покрывать разными тканями, не было продиктовано только стремлением скрыть физическую реальность смерти. Таким путем бессознательно стремились убрать с глаз наиболее полное воплощение смерти, чтобы не травмировать других. Вообще, учитывая исключительную значимость страха смерти в жизни людей, можно прийти к выводу, что этот страх заслуживает особого названия — танатофобии. Противоположное переживание — влечение к смерти предлагаю именовать танатофилией. О ней речь впереди.