Психология убийства

Но действительно ли один человек, сокрушающий другого, может обрести свободу, тем более внутреннюю? За редкими исключениями здесь должен быть дан отрицательный ответ, поскольку, действуя так, он не только выявляет свою жесткую зависимость от собственных переживаний, но и от того, что является смыслом и целью его поведения; совершенное убийство вызывает новые переживания и новые проблемы и, следовательно, закрепляет его субъективное порабощение, что почти всегда наглядно видно при анализе личности и внутреннего мира человека, совершившего ряд убийств. Поэтому закрадывается мысль, что на самом деле, но на бессознательном уровне, индивид стремился не к свободе, а в прямо противоположном направлении. То, что данное убийство носило характер личностного поступка, здесь ничего не меняет.

Убийство самым парадоксальным образом может сочетать в себе прямо противоположные тенденции и силы: с одной стороны, в нем часто присутствует крайняя неистовость, а с другой — полное в то же время равнодушие к жертве. Но равнодушие не означает, что совершенно не ценима другая жизнь, напротив, убийство происходит как раз потому, что ее стоимость чрезвычайно велика, как в целом, абстрактно, так и применительно к отдельному индивиду. Убивающему нужно, чтобы она, эта жизнь, была им отнята у другого, жертва "просто" платит ту высокую цену, которую назначил преступник. Если бы жизнь не была столь ценима обеими сторонами, то и не была бы нужна убийце. Очень возможно поэтому, что, если потерпевший станет просить убийцу, чтобы тот лишил его жизни, поскольку он и сам хотел покончить самоубийством, тот откажется это сделать. Нельзя, следовательно, говорить об отрицательном отношении к чужой жизни и полном пренебрежении к ней в самом общем плане, как это обычно делается, не раскрывая всех сложных и весьма важных нюансов. Как Авраам не стал бы приносить Исаака в жертву, если бы не любил его горячей отцовской любовью, так и (в большинстве случаев) убийца умышленно не отнимет жизнь у другого, если не будет считать ее наивысшей ценностью, как правило, бессознательно.

Если поверженный политический противник намного выше своей жизни ставит, например, свою семью или свои руки, то победивший его тиран скорее прикажет уничтожить его семью или отрубить ему руки, а не убить. Так же может поступить "обычный" убийца, желающий отомстить: если он знает, что его будущая жертва больше дорожит своей честью, чем жизнью, он постарается каким-то способом лишить его именно чести, а не жизни. Конечно, убийцы редко задумываются над тем, что жизнь есть высшее благо, — это аксиома.

Нельзя не вспомнить потрясающий человеческий документ — предсмертную записку Бухарина Сталину: "Коба, зачем тебе нужна моя жизнь?" Можно полагать, что она была нужна Сталину потому, что он ее очень высоко ценил, хотя и не делал, по-видимому, предметом специального рассуждения.

Равнодушие убийцы — в безразличии к запрету посягательства на чужую жизнь, к запрету, а не к самой жизни. Разумеется, не разрешено совершать кражи и многое другое, но поскольку жизнь есть высшее благо, то и запрет, как и наказание, здесь наиболее строги. Нарушая его, преступник с наибольшей полнотой выявляет свое отношение к социальным нормам и к самой жизни. Когда один человек мучает и пытает другого, независимо от того, намерен ли он причинить смерть, он ни в коем случае не проявляет равнодушия к страданиям жертвы. Напротив, если пытка не вызывает у нее боли или даже она получает от этого удовлетворение, то нанесение телесных повреждений теряет смысл. Некоторые сексуальные убийцы, например, испытывают половое удовлетворение именно от страданий потерпевших, так что о равнодушии здесь говорить не приходится. Другое дело, что лица, совершающие убийства с особой жестокостью, абсолютно неспособны сочувствовать своим жертвам и их страданиям. Однако они ставят себя на их место, т.е. знают, как это тяжко.

Можно ли считать сам акт убийства результатом свободного волеизъявления? Нельзя, поскольку к нему, если даже брать только онтогенетический и личностный уровень, человек приходит всей своей жизнью, со всеми ее страстями, впитанными в себя, условиями и условностями, которые, как густой частокол, плотно окружали его с раннего детства. Убийство является для него логически, внутренне целесообразным и психологически выигрышным, это тот путь, который в наибольшей степени соответствует особенностям его личности, основным мотивационным тенденциям и всей прожитой жизни. То, почему он избрал данный путь, а не какой-либо другой, дает возможность проникнуть в его субъективный мир. Таким образом, убийство не есть результат свободного волеизъявления и именно по этой причине его мотивы носят бессознательный характер.