Психология убийства

Вообще мысль о том, что есть случайные преступники, чрезвычайно любезна сердцу криминологов всех времен и народов, поскольку это очень удобно и необременительно — списать все на случай. Поэтому о случайном преступнике писали не только в XIX веке, но и в конце XX века. При этом никого не удивляет, насколько нелепо звучит "случайно украл" и тем более "случайно убил" (не путать с "убил по неосторожности"). Группа советских криминологов, опубликовавших в 1971 году коллективную монографию "Личность преступника", вопрос о типологии убийц решила на удивление просто. По их мнению, существуют три группы убийц.

Первая группа ("злостные") — это те, которые уже совершали преступления и административные правонарушения, тунеядцы и пьяницы. Вторую, полярную первой, составляют так называемые "случайные" убийцы. К ним относятся лица, которые раньше, как правило, вели честный трудовой образ жизни и не проявляли никаких признаков антиобщественной направленности. Совершению убийств ими способствует стечение неблагоприятных обстоятельств (неправомерное поведение потерпевших, неблагоприятные бытовые условия детоубийц и т.д.). Третья группа, конечно же, промежуточная, и в нее входят лица, не имеющие достаточно четких признаков злостного или случайного преступника или имеющие отдельные признаки обеих групп.

Ю. В. Голик написал даже книгу, специально посвященную случайному преступнику. Она так и называется: "Случайный преступник" (Томск, 1984). В ней есть очень любопытный пример.

Т., по профессии учительница, "предстала перед судом за убийство своего мужа, который, как установлено следствием, на протяжении восемнадцати лет совместной жизни постоянно пьянствовал, издевался над женой и детьми, оскорблял их и избивал, часто менял место работы (в деле имеются четыре характеристики с разных мест работы, все четыре крайне отрицательные). В деле собран ряд характеристик на гражданку Т. с разных мест работы более чем за двадцать лет. Во всех характеристиках гражданка Т. характеризовалась исключительно положительно, отмечались ее прекрасные деловые качества и чисто человеческие черты характера, умение работать с людьми и указывалось на отрицательное поведение мужа... Несомненно, Т. является случайной преступницей".

На мой взгляд, приведенный пример нисколько не убеждает в том, что Т. является случайной преступницей. Во-первых, не исследован виктимологический аспект ее конфликта с мужем, и остается неизвестным, была ли ее "вина" в этом, а если была, то в чем именно. Между тем анализ многих аналогичных случаев убеждает в том, что чаще всего виктимная "вина" имеет место. Более того, жесткое доминирование в семье жены нередко способствует алкоголизации мужа, который путем опьянения уходит от диктата жены и в таком состоянии насилием пытается восстановить свой мужской статус и тем самым компенсировать переживания, возникшие в связи с подчинением женщине. Во-вторых, совсем непонятно, почему в течение восемнадцати лет Т. не порвала отношений с мужем. Факт столь длительной брачной связи в условиях непрекращающихся конфликтов, избиений, оскорблений позволяет предположить наличие постоянно актуальной социально-психологической зависимости между ними, препятствующей разрыву. Вполне уместно допущение, что Т. не уходила от мужа, чтобы иметь возможность "командовать" им, а он — чтобы не лишаться руководства в жизни, хотя и травматичного для него. К тому же алкоголизация всегда ведет к сужению круга адаптирующих каналов, и жена часто остается единственным или наиболее значимым из таких каналов, утрата которого непереносима. Разумеется, все приведенные относительно данного примера соображения не более чем предположения, хотя и очень веские, которые следовало бы проверить.