Помню, как к нам в больницу прибыла пациентка, уверявшая, будто она находится в центре всемирного заговора и что «они» (уж не знаю, кто это — «они») замышляют уничтожить и ее саму, и ее трех детей. Чтобы избежать такой участи (и для себя, и для них), она планировала убить своих детей, а затем и себя.
И ее страдания вовсе не были наигранными. Казалось даже, что она «недоигрывает», выражает их не слишком явственно. Разумеется, любопытно то, что она обратилась именно в больницу — а не, скажем, в полицию. Но, возможно, она считала, что полиция вполне способна сама участвовать в этих зловещих планах. Быть может, она пришла в больницу, так как (на каком-то уровне ее разума) понимала, что этот мнимый заговор — проявление ее собственного недуга, а не явление окружающего мира. А может быть, больница казалась ей наиболее безопасным местом в небезопасном мире. Так или иначе, я решил, что ее угрозы серьезны и что она действительно убьет своих детей и себя, если я ее отпущу. Я решил, что ее необходимо срочно определить в психиатрическую лечебницу.
К сожалению, место ее постоянного проживания находилось в сотне миль от нас. В психиатрической лечебнице ее района заявили, что свободных коек у них нет, да и в любом случае теперь не считалось, что они за нее ответственны, так как она физически пребывает в нашем районе. Но в психиатрической лечебнице нашего района заявляли точно противоположное: что они за нее не ответственны, так как место ее постоянного проживания — в сотне миль.
Невозможно себе представить более серьезную чрезвычайную ситуацию. Пациентка оставила детей у подруги и, покинув нашу больницу, забрала бы их и, вероятнее всего, убила. Такие убийства случаются регулярно, хоть и не очень распространены. У меня был пациент, который вместе со своими тремя детьми сел в свой автомобиль и отравил их выхлопными газами (его самого удалось спасти).
К женщине пришлось приставить охрану на случай, если она попытается сбежать; она и в самом деле несколько раз попыталась. Я не мог уйти, не подыскав место для нее, и провел девять часов в непрерывных телефонных переговорах. Ни одна больница в радиусе пятидесяти (и даже больше) миль не соглашалась принять ее, причем на одних и тех же основаниях: нет коек, не отвечаем за этот случай. Лишь пригрозив руководству моей собственной больницы, что дойду до министра здравоохранения, я все-таки сумел наконец найти для нее место. Я покинул больницу, чувствуя облегчение и крайнюю усталость. То, что я в конце концов добился успеха в борьбе с бюрократией, вызывало у меня скорее гнев, чем воодушевление. Да, я сделал дело, но это дело было ужасно скучным. Достижение результата должно было занять пять минут.
Постоянное сокращение числа койко-мест для душевнобольных вынуждало тратить массу времени впустую, приводило к «двойной загрузке» коек (как только пациенту разрешали покинуть койку, ее тут же занимал следующий; это откладывало кризис до возвращения первого пациента и оставляло решение проблемы кому-то другому) и означало, что больница могла принимать лишь самых беспокойных или самых опасных пациентов. Поэтому больничные палаты становились опасными местами, обитатели которых лишь способствовали возбуждению друг друга; в воздухе постоянно висела угроза насилия.
Такое сокращение числа койко-мест стало результатом совпадения интересов тех правительственных чиновников, которые вечно стремятся к урезанию расходов, — и сторонников идеи, согласно которой психоз — следствие социальной несправедливости, вообще отрицающих, что тех, кто страдает психозом, нужно лечить в больнице.
Так уж случилось, что некоторые исследования, на которых основывалась стратегия постоянного сокращения количества койко-мест, проводились в моем районе. Один психиатр (полагаю, скорее стремящийся сделать себе имя, чем докопаться до фактов) оказывал врачебные услуги больным, принадлежащим к его «зоне обслуживания», с явной целью практически никогда не помещать кого-либо из своих пациентов в больницу. Он опубликовал результаты этого эксперимента, и они сильно повлияли на выработку методики для всей страны. (Если хотите влиять на людей, говорите им то, что они сами желают услышать.)
Потом этот «автор хороших новостей» ушел в длительный отпуск, и меня попросили на время подменить его. Вскоре меня пригласили в один дом, обитатель которого, молодой сумасшедший, тревожил соседей агрессивным поведением, а также громкими сердитыми разговорами с невидимыми собеседниками посреди ночи. Перед тем как отправиться на осмотр, я посмотрел записи об этом пациенте. Его несколько раз посещала «команда», в том числе психиатр, который хотел прославиться, реформируя мир (или реформировать мир благодаря тому, что прославится). Никто не оставил и намека на то, что этот пациент опасен.