Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

В любом случае было бы неправильно развеивать иллюзии этого человека (казалось, он всерьез во все это верит), коль скоро они привели к тому, что и он, и окружающие стали жить лучше. К тому же это избавление его от иллюзий стало бы для него публичным унижением. Я отделался какими-то пустыми и безобидными фразами, смысл которых более или менее сводился к тому, что я рад улучшению его самочувствия.

Я ретировался из студии, чувствуя себя дураком. У телезрителей могло сложиться впечатление, что во мне вовсе нет неверия в экзорцизм и что, на мой взгляд, это нечто вроде ампутации ноги, пораженной гангреной. Лишь через несколько часов мысленных самоутешений я сумел убедить себя в том, что в нашем мире иллюзий нет ничего более преходящего и мимолетного, чем появление на телевидении. Я решил больше никогда не появляться на телеэкране. (Правда, я все-таки не был полностью верен этому решению.)

Недели через две телекомпания (на которую, видимо, произвело благоприятное впечатление мое жалкое выступление) снова позвонила мне и осведомилась, не мог бы я поучаствовать еще в одной такой же программе, на сей раз — чтобы поговорить о людях с психическими заболеваниями, убивающих других людей. Я отказался, сославшись на то, что уже запланировал на это время другие дела, но добавил, что знаю специалиста, который отлично им подойдет, — и назвал того самого психиатра, чьи взгляды могли привести к моей смерти (впрочем, должен признаться, что я сообщил телекомпании лишь о его профессии, не вдаваясь в подробности). Хотя мы с ним далеко не во всем сходились во мнении, мы оба не смотрели телевизор, и он почти наверняка поддался бы на те же уговоры, каким до этого уступил я сам.

Как и я, он наивно согласился поучаствовать в программе, только на сей раз сюрприз выглядел противоположным образом. Его тоже посадили посреди зрителей, собранных в студии, и попросили высказать мнение о связи между шизофренией и убийством. Он прочел маленькую лекцию о том, что причины впадать в панику нет, что количество и удельный вес убийств, совершаемых шизофрениками, не увеличились; что для страдающих психическими заболеваниями гораздо выше вероятность стать жертвой насилия, нежели совершить акт насилия самим.

— Благодарю вас, профессор, — сказал ведущий, после чего обратился к сидевшей рядом с психиатром женщине, которая на предыдущей неделе овдовела, так как ее мужа убил шизофреник.

12 Психиатрическая плесень

Каждый человек — пациент

Есть те, кто считает: людей с психическими расстройствами никогда, ни при каких обстоятельствах не следует лечить против их воли. Такого мнения придерживался, в частности, покойный ныне Томас Сас, американский психиатр венгерско-еврейского происхождения, блистательный полемист и тонкий стилист (последнее хорошо видно в книгах и статьях, написанных им на его третьем языке — английском). Среди его величайших достижений — уморительная статья в журнале The Lancet, который, вообще-то (со времен кончины Томаса Уокли, его первого редактора), не славится легкомыслием и чувством юмора. В этой публикации Сас предложил впредь рассматривать счастье как психическое расстройство, так как оно редко встречается, во многих случаях приводит к принятию неправильных решений и нечасто бывает оправданным объективными условиями, а значит, оно — патологическая иллюзия.

Сас привлекал внимание (на мой взгляд, справедливо) к тому, что психиатрические диагнозы имеют свойство распространяться, подобно плесени, на все аспекты человеческого опыта и переживаний, эмоций и поведения. Всякий человек — пациент, и для всякого его поступка найдется трактовка: иными словами, «всё не просто так».

Более того, как подчеркивал Сас, психические заболевания по большей части не связаны с какой-либо отчетливой физической патологией (такие патологии можно выявить, в частности, при лабораторном анализе), а их истинные причины неизвестны. Иначе говоря, это заболевания лишь в переносном смысле (так он полагал). И в самом деле (рассуждал он), это же всего лишь поведенческие паттерны — зачастую социально неприемлемые или социально невыгодные, но все-таки не болезни. По его мнению, принуждать людей к «лечению» от одного из подобных паттернов — самая настоящая тирания, в принципе ничем не отличающаяся от принуждения, которое применяют тоталитарные режимы. А значит, когда сумасшедший совершает преступное деяние, его следует наказывать в точности так же, как если бы он не был безумен: на самом деле он не болен, он просто дурной человек. Лечение для таких личностей — не что иное, как просто медикализированная полицейщина, к тому же прикрывающаяся личиной филантропии, что еще хуже. Так считал Сас.

Наш с Сасом общий друг Питер Бауэр, специалист по экономике развития (тоже человек с венгерскими корнями), говорил, что всегда хотел услышать, как мы с Сасом об этом дискутируем. Однажды он пригласил нас обоих на обед, когда Сас оказался в Лондоне. В ту пору Сасу было далеко за семьдесят, но он по-прежнему весьма энергично отстаивал свои идеи.