Читаем Психология в кино: Создание героев и историй полностью

Можно приводить еще тысячи примеров, смысл которых сводится к одному: если уникальное творческое приспособление становится универсальным способом действия «на все случаи жизни», то эта модель поведения превращается в невротический механизм (драматургический изъян). Когда-то человек в определенном контексте выбрал наилучший способ удовлетворения важной потребности, но потом контекст изменился, а способ остался как привычный неосознаваемый механизм, который сегодня лишает человека выбора, вынуждая его действовать одинаково в совершенно разных ситуациях.

Невроз рождается там, где новизна становится привычкой, творчество – рутиной, а выбор «здесь-и-сейчас» – автоматическим решением для всех ситуаций будущего.

Происходит это потому, что невротик разучился или не умеет ясно видеть свои потребности, не в состоянии отличить себя от окружающего мира. Таким образом, невроз – это состояние, характеризующееся невозможностью выделить свое желание из множества внешних потребностей, осознать его и приложить усилия для его удовлетворения, то есть пройти «путь героя», в кинодраматургической терминологии.

Фил Коннорс, главный герой «Дня сурка», творчески приспособился к длительному существованию в качестве телеведущего прогноза погоды. Отрастив броню из сарказма, притупив чувствительность, выгорев и утратив интерес к новизне, он вполне сносно справлялся со своими обязанностями телеведущего средней руки. Однако те качества, которые позволяют ему день за днем механически точно вести прогноз погоды, становятся его тюрьмой и не только не дают ему подниматься по карьерной лестнице, но делают несчастным и одиноким. Он презирает людей и потерял интерес к происходящему вокруг. Нарциссические способы построения контакта с миром стали «характером», загнав Коннорса в невротическую ловушку, из которой он не находит выхода. Внешней метафорой его внутреннего невротического тупика становится один день в городишке, из которого невозможно выбраться.

Пий в «Молодом Папе», брошенный родителями, творчески приспособился, чтобы совладать с травмой привязанности – обесценил привязанность и любовь, закрыл свое сердце и наглухо замкнул свои границы, научился отвергать первым. Он стал блистательным и великим, чтобы никто и не подумал его бросать. Нарциссические невротические механизмы Пия – сиять, никого не подпуская близко, – позволили ему забраться на самую вершину католического мира. Но именно эти механизмы становятся его изъяном, так как ведут к кризису веры, потере смысла, одиночеству и отчаянию.

Катерина в фильме «Москва слезам не верит» творчески приспособилась для выживания в ситуации, когда осталась одна в чужом городе с новорожденной дочерью на руках, без работы и жилья. Приобретенные независимость, железная воля, властность, внутренний стержень, жесткие границы позволили ей не только выжить, но и добиться колоссальных успехов в карьере. Однако в результате именно эта сила, независимость и властность становятся изъяном, который не дает ей реализовать актуальную потребность – позволить себе стать слабой, нуждающейся в мужчине, чтобы построить отношения и семью.

Причем в «Дне сурка» нам не рассказывают, откуда взялся изъян Фила, – нам интереснее исследовать не прошлые причины, а сегодняшние последствия и то, как герой этот изъян преодолевает. А в «Молодом Папе» и в фильме «Москва слезам не верит» есть элементы классической фрейдистской структуры – травма из прошлого, объясняющая причины характера, который перед нами предстает.

Гештальт-терапия отличается от классического психоанализа тем, что не занимается «археологическими раскопками» (термин Перлза) и не сосредотачивается на вопросе «почему?», а концентрируется на настоящем и исследовании вопроса «как?». Как именно человек мешает себе жить сегодня, какими способами ограничивает свои потребности и как он может по-новому организовать свое взаимодействие с окружающим миром, чтобы оно стало более свободным, полным и удовлетворяющим его актуальные нужды?

Да, безусловно, невротические механизмы сформировались в прошлом (причем не в результате одной травмы, которая определяет всю личность человека, а в ходе всей жизни, в процессе творческого приспособления к окружающей среде). Но поиск причин их возникновения гораздо менее перспективное занятие, чем исследование их нынешнего устройства и поддержка способности человека меняться, приспосабливаясь к нынешней жизни по-новому.

То, что спасало нас когда-то, становится нашей тюрьмой, если мы не готовы меняться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение