В консультационной практике я часто встречал людей, которые, будучи не удовлетворены собой, в состоянии депрессии или апатии объясняли свои жизненные неудачи десятками причин. Когда в ходе длительной беседы выдвигаемые ими причины поочередно отпадали как неубедительные, оставалась одна: то, что человек делает теперь, не имеет ничего общего с тем, что он когда-то считал смыслом своей жизни. Например, экономист, который в молодости был восхищен идеями Генри Форда об организации промышленного производства и решил стать «доктором заводов», долгое время видел себя только в этой роли. Он начал учиться в экономическом институте, сосредоточил свои интересы на экономике, но у него отсутствовала одна существенная черта, необходимая для удовлетворения этой потребности: он был психастеничной, пассивной натурой, большинство проблем решал и реализовал в воображении, в то время как избранная им работа требовала энергии, деловитости, гибкости. За десять лет, прошедших после окончания вуза, он работал референтом поочередно на девяти предприятиях, каждый раз с трудом справляясь со своими обязанностями. Теперь он говорит, что чувствует отвращение к жизни, жалуется на своих начальников, считает, что он неудачник, что его эксплуатируют. Он заранее огорчен будущими неприятностями и думает о перемене работы, о другой «более соответствующей ему» работе, несмотря на то, что та, которую он теперь выполняет, наиболее близка к деятельности, о которой он прежде мечтал, и нет никаких шансов, чтобы он получил лучшую.
Приведенный пример касается человека, который избрал себе ложный смысл жизни, не отвечающий его возможностям. Нередко встречаются разочаровавшиеся люди. Жизнь принудила их к деятельности, в которой они не могут найти смысла, отвечающего ранее созданной ими концепции: литературный критик, который хотел, но не смог стать писателем; преподаватель, который хотел строить города, но «условия не позволили» ему учиться, и т. п. Судьба вела их путями, не согласующимися с созданной ими концепцией смысла жизни, а они были слишком инертными и не сумели, примирившись с фактами, пересмотреть ее и найти новый смысл жизни в том, чего достигли (а достижения их порой бывали очень высоки). Тем самым они осудили себя на постоянную неудовлетворенность, ненасытность, об источнике которой они часто даже не помнили или не хотели помнить. Можно также в качестве примера привести историю женщины, у которой под влиянием жизненного опыта возник сильный страх перед неудачей. Этот страх вынуждал ее занимать негативную позицию по отношению к реализации всех целей, достижение которых могло бы удовлетворить ее потребность смысла жизни, но с которыми был связан какой-либо элемент риска. Навязанным ей окружающей средой способом удовлетворения потребности смысла жизни была общественная активность. Каждый раз, строя большие планы, принимая решения о начале ряда мероприятий, она в последнюю минуту отказывалась от их реализации, объясняя себе этот шаг именно отсутствием смысла. Необходимо обратить внимание на то, что этот страх выражался также в решительно негативной позиции по отношению ко всяким проявлениям соревнования. На этой основе после немногих лет «коррозии» у нее появился невроз страха.
Следовательно, оказывается, что неспособность к реализации определенной концепции смысла жизни, действуя как фактор, активно нарушающий приспособление, часто влечет за собой более серьезное расстройство приспособления, чем то, которое вызывается отсутствием такой концепции. Отсутствие концепции смысла жизни обычно ведет к апатии, полному нежеланию действовать, а если в результате этого разовьется экзистенциальный невроз, наблюдаются неврастенические явления. Заслуживает внимания то, что страдающие экзистенциальным неврозом на почве неспособности реализовать определенную концепцию смысла жизни являются пациентами, требующими специфической психотерапии. Они испытывают облегчение, уверовав, что