Читаем Психология войны полностью

И последнее. Ты был достойным бойцом на поле боя. С честью выполнил свой долг на войне. Ты отличился на фронте. Будь примерен и здесь: отличись теперь на трудовом фронте, ибо твой долг всеми силами помогать своему народу в быстрейшем восстановлении народного хозяйства. Твой долг — быть стахановцем в труде. 

Вот все, что я вам хотел сказать. У кого есть вопросы — прошу. 

«Я ВАМ ПИСАЛ»

ПИСЬМО М.О.АУЭЗОВУ

Мухтар-ага!

Почему-то по-казахски не пишется, извините. 

Я Вам писал, что современная война не является войной мушкетеров и пикотеров, и офицеры Отечественной войны (имею в виду настоящего, а не всякую шваль в мундире) — Вам не рыцари XVI века… в основном они делятся на три категории: офицеры ближнего боя, офицеры тактического соображения и назначения, офицеры стратегического соображения и назначения. В этой войне скорее на поле боя ум ума почитает, чем черная сила (кара куш) горячий азарт гладиатора — люди стали умом, уменьем воевать. 

Как же Вы могли допустить неосторожность с «Намыс гвардиясы», слишком наивную доверчивость — получилось неестественное, печальное, несовместимое сочетание Вашего золотого таланта, полной художественной силы, беспредельно богатого, гибкого, маневренного, сочного и насыщенного разумной логикой языка с невежеством, узким кругозором, недалеким умом Вашего соавтора. 

Ведь богомазы никогда не считались художниками, хотя они малевали лучше, чем любой художник, т. к. из-под кисти богомаза никогда не выходило полотно реальной жизни… 

Ах, как жаль, и становится обидно, когда истинный художник, сотрудничая с невеждой, неосторожно выглядит богомазом. 

В пьесе совершенно отсутствует порядок, нормы военного и гражданского поведения и такта, доходящих до порнографической вульгарности — кто эта дура Нина с необузданными интимными чувствами, подставляющая уста при каждом удобном и неудобном случае для поцелуя? 

К чему расхваливать Валентину, приписывая ей разную небылицу? 

Где же сила приказа, его безотлагательность, реальность расчета властного повелевающего командира? 

Что за рассуждения, разглагольствования вокруг выполнения боевой задачи и что за торговля, и добровольности, и умоляющая просьба — кому идти головным? 

Откуда, Вы взяли шапкозакидательские победы, без упорного сопротивления, критического положения, иногда и временного поражения? Что за шум, гам и без умолку, до тошноты, ура? 

Куда Вы дели полновластного офицера — повелителя, навязывающего свою волю не только подвластным ему воинам, но также и противнику, — даже Панфилова показали, как мастера рукопашного боя. Неужели Вы не понимаете, что такое тактика и стратегия? 

Нельзя же рассматривать всех, как солдат с винтовкой, со штыком. Где же наша военная наука, оперативно-тактические замыслы, тактико-стратегическое значение операции и реальное положение строя в обстановке? 

Куда Вы дели кроткого солдата, повинующегося, безукоризненно честного, бравого, отважного, простого вояку, а Ваш Толеген скорее клоун для сцены, чем солдат на поле боя. 

Я часто резок и груб с друзьями — это мой недостаток. Очень сожалею, что могу помочь только наказанием за Ваши оплошности. 

С глубоким уважением Ваш Баурджан

17.11.42. 

Н…

22 ноября 1941 года я выходил со своим батальоном из окружения. Шли четверо суток с боями, голодные, несли на себе раненых.

Немец перерезал нам дорогу. Шли длинными кишками вражеские колонны за колонной. Пройти через дорогу казалось невозможным. 

«Не погибать же голодной смертью, не сдавать же в плен батальон, — думал я, — огнем, с боями пройду через вражеские трупы». 

Шла немецкая колонна во главе с майором, за ней в пятистах метрах другая колонна. Когда первая колонна поравнялась с нами, лежавшим в кювете большака, я подал команду: 

— Огонь! 

Наш залп был настолько удачным, что вся немецкая колонна, пронизанная нашими пулями, полегла словно по команде в одну секунду. 

— Вперед! — крикнул я и побежал вперед. Батальон рывком последовал за мной. Оглянувшись назад, стоя на середине большака, среди вражеских трупов, я приказал взять документы у убитых и сам кинулся к мертвому майору. К моему удивлению, карманные клапаны на его френче были раскрыты. 

Подобрав своих раненых и убитых, мы спешно углубились в лес… 

Еще шли двое суток с боями, описывать их не стану…

* * *

Встретил майора соседнего полка, который сообщил, что в штабе дивизии все восхищены действием моего батальона, считают нас всех погибшими; мы удостоены гвардейского звания — дивизия переименована в 8-ю гвардейскую и награждена орденом Красного Знамени… 

Перейти на страницу:

Все книги серии Огненные годы

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне