Психология восточной религии

«Психическая реальность» является таким же спорным понятием, как «психика» и «ум». Оба последних толкуются то как сознание и его содержания, то так скопление «смутных», или «подсознательных» образов. Одни включают в область психического влечения и инстинкты, другие их исключают. Подавляющее большинство видит в психике результат протекающих в мозговых клетках биохимических процессов. Некоторые полагают, что психика обусловлена деятельностью клеток коры головного мозга. Другие отождествляют психику с «жизнью». Совсем немногие рассматривают феномен психического как бытие per se, извлекая отсюда неизбежные выводы и уроки. Разве не парадоксально, что к этой категории бытия, этому обязательному условию всякого бытия, а именно к психике, относятся так, словно она лишь наполовину реальна? На самом деле психическое – это единственная непосредственно данная нам категория бытия, ведь о чем-либо мы узнаем, когда это нечто является нам в качестве психического образа. Непосредственно достоверно только психическое бытие. По сути, мир вокруг существует постольку, поскольку принимает форму психического образа. Вот факт, до осознания которого Запад еще не дошел – за редкими исключениями, наподобие философии Шопенгауэра. Однако на Шопенгауэра оказали сильное влияние буддизм и Упанишады.

Даже поверхностного знакомства с восточной мыслью вполне достаточно, чтобы заметить фундаментальные различия между Востоком и Западом. Восток опирается на психическую реальность, то есть на психику как главное и единственное условие существования. Создается впечатление, что эта восточная интуиция – явление, скорее, психологического, душевного порядка, нежели результат философского размышления. Перед нами типично интровертная установка, в противовес столь же типично экстравертной точке зрения Запада[4]. Как известно, интроверсия и экстраверсия суть черты характера, свойственные темпераменту или даже конституции индивидуума; искусственно их внушить при обычных обстоятельствах невозможно. В исключительных случаях они могут вырабатываться усилием воли, но тут необходимы особые условия. Интроверсия, если можно так выразиться, является преимущественно «восточной» чертой, постоянной коллективной установкой, а экстраверсию можно назвать «стилем» Запада. На Западе интроверсия воспринимается как аномальное, болезненное и вообще недопустимое явление. Фрейд отождествляет ее с аутоэротическим складом ума. Его негативное отношение к интровертам разделяет национал-социалистическая философия современной (1939) Германии, обвиняющая интроверсию в подрыве чувства солидарности. С другой стороны, на Востоке заботливо лелеемая нами экстраверсия признается за обольщение чувственным, за существование в сансаре[5], как подлинная суть цепей ниданы[6], наивысшим проявлением которой служит бездна человеческих страданий[7]. Всякий, кто на практике сталкивался со взаимным смещением ценностей интроверта и экстраверта, без труда постигнет суть эмоционального конфликта между восточной и западной точками зрения. Ожесточенный спор об «универсалиях», ведущийся со времен Платона, станет поучительным примером для тех, кто знаком с историей европейской философии. Не стану вдаваться во все подробности конфликта между интроверсией и экстраверсией, упомяну лишь о религиозной стороне этого противостояния. Христианский Запад считает человека полностью зависимым от милости Всевышнего – или, по крайней мере, от церкви как единственного земного средства спасения, одобренного Божеством. Напротив, Восток упорно настаивает на том, что человек сам добивается самосовершенствования, потому что на Востоке верят в «самоспасение».