Психопаты шутят. Антология черного юмора

Промелькнув на мгновение в обществе Арпа, ван Годдис выделяется из общей толпы кричащим несоответствием принятым в обществе нормам поведения: за обедом он что есть силы колотит ложкой по тарелке (просто для того, чтобы стало шумно) и зачастую на манер Гарпо Маркса готов галантно предложить дамам ногу вместо руки. В конце войны, на этом крутом повороте истории, мучительнее всего пережитом именно в Германии, он навсегда сгинет в одном из приютов для умалишенных. О, эти сладостные песни желтых домов, пристанищ безграничной свободы – военная, да и любая иная дисциплина просто разбиваются об их стены, – они уносят нас прямо в царство черного юмора, наполняющего здесь собою каждый символ, любую тайну, само значение вещей: белесые полчища мух, ковры в цветочек и старых, точно покрытых мхом котов.

Мечтатель [30] Пер. Б. Дубина

В зеленой тьме не различить ни зги.
Что там, кирасами зардел рассвет?
Бесовских ратей грозный силуэт?
Плывут во мраке желтые круги –
Безжизненные конские глазницы.
Он бел и гол, ему защиты нет.
Пожухлою розою земля гноится.

Кавардак Пер. Б. Дубина

Три карлика вопят не в лад
Стих, наводящий дрожь:
Любому дни укоротят
Блоха и клоп и вошь.

Их назначение – язвить

Беднягу беспрестанно,
А твой удел – ловить, давить
И возносить осанну.

Теперь ты на себе постиг

Теченье временное,
Когда всех миль длиннее миг,
Затмивший остальное.

Ты чувствуешь копну волос,

Затылок твой быльем порос,
А челюсть, не смолкая,
Гремит, и жальче всяких слез
Гремушка шутовская.

Три карлика вопят не в лад

Стих, наводящий дрожь:
Любому дни укоротят
Блоха и клоп и вошь.

Так с песней шли они в рассвет.

Три славных малыша,
Мешая завтрак и обед
И твердь и хлябь круша.

Визионер Пер. Б. Дубина

Лампа, не блей.
Из стены показалась рука – женская, обихоженная.
На каждой фаланге красуется дорогое кольцо.
Целую ее и в ужасе чувствую теплую кожу.
Накарминенный ноготь впивается мне в лицо.
Я вынул кухонный нож и полоснул по венке.
Огромный кот благодарственно вылизывал кровь на полу.
А все это время, никем не замечен, в простенке
растрепанный человечек карабкался на метлу.

Марсель Дюшан (1887–1968)