Психопаты шутят. Антология черного юмора

Те, в чьих ботинках отражаются гости…

Те, кто выпячивает живот…

Те, кто опускает глаза…

Те, кто знает, как надо резать дичь…

Те, кто лыс изнутри головы…

Те, кто крестит гончих собак…

Те, кто печется о красе мозолей на ногах…

Те, перед кем встанут даже мертвецы…

Те, что застыли, будто проглотили аршин…

Те, кто дарит детям пушки…

Те, кто скармливает пушкам детей…

Те, кто врет и при этом не краснеет…

Те, кто ни в какой ситуации не сядет в лужу…

Те, кому корона давит на мозги…

Те, кто мечтает утыкать Китайскую стену осколками бутылок, чтобы не лазили мальчишки…

Те, кто надевает маску льва, чтобы спокойно задрать ягненка…

Те, кто ворует яйца, но не решается сделать из них омлет…

Те, кому принадлежат четыре тысячи восемьсот метров Монблана, триста – Эйфелевой башни и лишь двадцать пять сантиметров окружности груди, и кого это не смущает…

Те, кто, вместо того чтобы быть кормильцем нации, является ее сосальцем…

Те, кто, не щадя своих ног, решает наши проблемы…

…так вот, все они и еще множество других входили в Елисейский дворец, гордо похрустывая гравием дорожек, толкаясь и обгоняя друг друга, поскольку был зван торжественный обед и бал-маскарад, и каждый из приглашенных выбрал ту маску, которая пришлась ему по душе.

Кто-то – маску чертика с трубки, кто-то – маску адмирала-англичанина; были там маски в виде шарика дерьма, маски палача и солдафона, маски тех, кто всю жизнь носит маски, маски Огюста Конта, Руже де Лиля и святой Терезы, маски, похожие на головку сыра, маски, пахнувшие немытыми пятками, маски святош и молочниц.

Некоторые, стараясь рассмешить почтенное собрание, напялили на голову очаровательные морды задумчивых коров, такие прекрасные и печальные одновременно – в ушах у них торчали клочки соломы, похожие на пряди водорослей, выброшенных на прибрежные рифы, – что никто не обращал на них внимания.

Мамаша в маске мертвеца, смеясь, представляла свою дочь в маске сироты старому дипломату, давнему другу семьи, выбравшему для такого случая маску растлителя малолетних.

Вечер был столь изысканным и светским, во всем чувствовалась такая бездна вкуса, что прибытие президента – в великолепной маске Колумбова яйца – довело безумие происходящего до предела.

«Что ж, замысел был прост, но его надо было придумать», – проговорил президент, разворачивая салфетку, и перед лицом столь прямодушного ехидства присутствующие не могли сдержать своих чувств; картонные глаза промышленника-крокодила роняли искренние слезы радости, его отпрыск – крокодил поменьше – впился зубами в край стола, прекрасные дамы в волнении потирали свои накладные груди, а адмирал в порыве воодушевления проглотил бокал шампанского не с того конца и, как только отломившаяся ножка добралась до пищевода, умер от разрыва внутренних органов, впившись в леер своего стула и крича: «Детей в шлюпки первыми!».

И вот какое странное совпадение – еще с утра супруга этого знатного кораблекрушенца заготовила себе восхитительную маску вдовы военного времени, с двумя горестными морщинами по обе стороны лица и серыми мешочками под каждым из выплаканных глаз небесно-голубого цвета.

Вскочив на стул, она взывает к президенту и нечленораздельными восклицаниями требует себе пособия по утрате кормильца и права носить секстант умершего на гвардейской перевязи.

Немного успокоившись, она окидывает празднично украшенный стол голодным взором одинокой женщины и, заметив среди толчеи закусок филе атлантической сельди, словно завороженная накладывает себе, давясь слезами, полную тарелку, а опустошив ее, просит добавки, думая в тот момент об адмирале, которому нечасто удавалось побаловать себя этим блюдом, а ведь он так его любил.

Все, хватит – это распорядитель призывает гостей отложить приборы, поскольку президент намерен произнести речь.

Президент встает – и для начала срезает ножом верхушку давящей ему на голову скорлупы, чтобы хоть немного остудить свою царственную лысину.

Он начинает говорить – и воцаряется такая тишина, что и она сама становится слышна, и вот уж можно разобрать, как у стекла летают мухи, того гляди и прожужжат гостям все ухи: поди попробуй услыхать, что ж говорит наш президент – увы, прискорбный прецедент, ведь речь его посвящена все тем же мухам и безусловной пользе, что, по слухам, способны дать они стране, будь то политика или хозяйство, ну а особенно в цене их вклад в колоний разгильдяйство….

…ведь не будь мух, то не было бы мухобоек, и дей алжирский консулу Парижа не дал бы по лбу в счет уплаты неустоек… а значит, не было бы оскорбления, немедля требующего отмщенья, а вместе с ним оливковых деревьев, страны Алжирской и голов на реях, а главное – периода все убивающей жары, которая из года в год гоняет тучи мошкары и портит самочувствие туристов…