Психопомп

Этот Владимир позвонил на следующий день. Карандин протянул руку к телефону, отдернул ее, словно трубка была под током, снова протянул, опять отдернул и лишь на третий раз ответил. Я слушаю. Слушай, слушай, произнес голос с хрипотцой, и Карандин обреченно сказал себе: он. Узнал? Боже, безмолвно воскликнул Карандин. За что?! И сдержанно ответил: припоминаю. Старая дружба не ржавеет, засмеялся Володя. Как ты, Сергунчик? Карандина передернуло. Говорят, продолжал Володя, красиво живешь. В коня корм. Молодец. Надо бы встретиться, а, Сергунчик? Не против? Чего ты замолк? Не рад? А я рад. Не против, сухо сказал Карандин. Но зачем? Ну-у, протянул Володя. Что за вопрос. Или нам с тобой потолковать не о чем? Давай завтра, с утра. Я часиков в десять и подъеду. Чего молчишь? Приезжай, выдавил из себя Карандин. Он долго сидел, тупо глядя в стол. Дважды входила секретарь, и оба раза движением руки он отсылал ее прочь. Она не выдержала. Совещание, Сергей Лаврентьевич. Люди пришли. Потом, отмахнулся он. Не сейчас. Наконец он что-то вспомнил, достал из нижнего ящика стола старую записную книжку и, пролистав ее, нашел нужный номер, набрал и услышал в ответ, что Александр Борисович вот уже год не встает с постели. Инсульт. Отвечала женщина, наверное, жена, и он чудом вспомнил ее имя – Мария. Мать Мария, называл ее превратившийся в бревно Сашка. Мне очень жаль, сказал Карандин. Назавтра ему на стол легла визитка тонкого картона с золотыми обрезами, на которой изящной вязью было написано: «Сухоруков Владимир Тихонович. Директор. Охранное предприятие “Иртыш”». Вслед за визиткой появился и сам директор, невысокий плотный господин в темно-синем костюме, синем галстуке, белоснежной рубашке и седым бобриком на голове. Не так-то просто было узнать в нем Володю с его дешевым серым костюмчиком и пестрой рубахой, но Карандин признал с первого взгляда и, как и двадцать лет назад, отметил не исчезающую из его глаз голубоватую дымку. Ты как картинка с выставки, с плохо скрытой неприязнью сказал Карандин. Хороший бизнес этот твой «Иртыш»? Володя сел в кресло, извлек из кармана сигару, обрезал ее специальными щипчиками, чиркнул зажигалкой и окутался благоуханным облаком. Бизнес? – задумчиво переспросил он, оглядывая кабинет и одобрительно кивая головой. Да ничего. Люди хотят жить спокойно, без проблем, без врагов. Мы помогаем. Какую-то страшную, подземную силу ощущал в нем Карандин и думал с ужасом, сколько же крови у него на руках. Вколол отцу смертельный яд и вышел как ни в чем не бывало. Он взглянул на Володины руки с широкими ладонями и короткими пальцами. На правой был тогда золотой перстень-печатка, его теперь нет; а на тыльной стороне наколота была церковь с тремя куполами. Правой рукой Володя стряхнул пепел в пепельницу, и взамен церкви Карандин увидел красноватое пятно. Ну да, кивнул Володя, перехватив его взгляд. Не всякому клиенту нравилось. Я убрал. А перстень, неизвестно зачем спросил Карандин. Сухоруков засмеялся. А ты памятливый, Сергунчик. Мне один умный человек сказал, ты же не баклан какой-нибудь и не азер с рынка, они любят, чтобы у них везде блестело. А сигара какая? Володя сказал, кубинская, хорошая. Хочешь? И он полез в карман. Нет, сказал Карандин, я бросил. Ну, вот и славно, одобрительно кивнул Володя. Здоровеньким помрешь. Карандин взглянул на часы. Володя дружелюбно промолвил, время деньги, это я понимаю. Но для старого друга не пожалей минуточку. Не наводи суету. Скажи все-таки, зачем пришел? – мрачно произнес Карандин. У меня, – он снова посмотрел на часы, – в одиннадцать совещание. Как зачем? – искренне удивился Володя. Я-то думал… Вот так всегда: идешь с чистым сердцем, а встречают, как врага народа. А я-то как рад был за тебя, что ты поднялся. Я о тебе думал, вон куда взлетел! Мне, Сергунчик, по жизни кто только не попадался! И я помню, кто ко мне со злом, а кто по-доброму. Один су-чонок вздумал на меня наехать, так я взял его за горло, вот так, – и Володя, положив сигару на край пепельницы, показал, как он сомкнул свои короткие пальцы на горле своего врага, – и он только ногами подрыгал, а потом затих. Ничего я не забываю, сказал он и посмотрел на Карандина долгим взглядом светлых глаз с плавающей в них голубоватой дымкой. А как иначе. Иначе бы я вообще не выжил. Ты вот на меня глядишь и думаешь, волк. Так думаешь, а, Сергунчик? Примерно, мрачно ответил Карандин. И правильно, кивнул Володя. И волк нужен, чтобы овцы не наглели. Тебе убить человека что чихнуть, проговорил Карандин, едва удерживаясь, чтобы не завопить во весь голос, да пошел ты прочь, чертово семя! Зачем ты так, обиделся Володя. Мне, может, жалко. Я, может, в церковь жертвую. В церковь? – презрительно усмехнулся Карандин. – Жертвуешь? Не смеши. Сначала задавишь кого-нибудь, а потом откупаешься. Кровь не отмоешь. Тебе, Сергунчик, лучше знать, спокойно отвечал Володя и, чиркнув зажигалкой, раскурил потухшую сигару. Ага! – воскликнул Карандин. Я так и знал. Да я каждый день об этом думаю! Но не было у меня другого выхода. Ничего этого не было бы, указал он на кабинет, если бы… Просиживал бы штаны на чиновничьем стуле. Зато спал бы спокойно, вставил Володя. Как-нибудь, отозвался Карандин и зубы стиснул, до чего был ему ненавистен этот пришелец из времени, которое он тщетно пытался забыть. Ты за деньгами явился? Говори, не стесняйся. Сколько тебе? Тысячу? Сто тысяч? Двести? Рублями отсыпать? Зеленью? Или евриками? Ну, молвил Володя, внимательно рассматривая измусоленный окурок и соображая, курить ли дальше или притушить, сам сказал. Он потянул еще раз и расплющил остаток сигары в пепельнице. Значит, так, Сергунчик. Да не называй ты меня этим дурацким именем, вспылил Карандин. Меня зовут Сергей Лаврентьевич! Ну да, кивнул Володя, папа был Лаврентий, я помню. Значит, с учетом нашего с тобой прошлого – половину. Можно акциями. Погоди, погоди, проговорил Карандин, чувствуя, как голову ему схватывает стальной обруч, какая половина? От чего половина? От всего, четко произнес Сухоруков, что у тебя. Не обязательно деньгами. Акции годятся. Или перепишешь на меня. Карандин налил себе воды и залпом выпил. Сушняк? – осведомился Володя. Тогда чего-нибудь покрепче. Нет, сказал Карандин и заставил себя рассмеяться, в самом деле, смешно. Ты являешься ко мне и требуешь, чтобы я вот так, по первому твоему слову взял и отдал тебе половину того, что я заработал за двадцать лет. Не подавишься? В самый раз, отвечал Володя. Ты об этом не беспокойся. Нет, повторил Карандин, ты серьезно? Сухоруков кивнул. Какие шутки. Времени нет. Карандин встал, перегнулся через стол и выдохнул в ненавистное лицо Володи, в его голубые глаза с въевшейся в них тюремной дымкой, в его седой бобрик, а что, если охрану вызвать? И ментам позвонить? И тебя в родные твои места? Да не гони ты, отмахнулся Сухоруков. Ментов вызывай, охрану, кого хочешь вызывай. Что ты предъявишь? А ты?! Где у тебя доказательства?! – вскрикнул Карандин. Ты, Сергунчик, вспомни, кто со мной был. Помнишь? Карандин молчал. Значит, помнишь. Толя Кавказский, он двухпудовой гирей, как мячиком. Он сейчас на «Полярной сове», на пожизненном. Ну, и что мне этот твой Кавказский с его гирей? Володя усмехнулся. Он у папаши твоего котлы потом снял. Не очень чтоб золотые, но ничего. И гравировочка на них: Лаврентию Васильевичу Карандину от друзей в день рождения. Дошло? Карандин молчал. И часики эти он тогда мне отдал, а я их сберег. Тоска овладела Карандиным. Пес, он меня погубит. Даже если отобьюсь, он меня ославит на весь мир. Глядите, отца своего убил. Отдать? Ярость бросилась ему в голову, и дыхание прервалось. Он простонал неслышно. Сказать, чтоб его убрали. Любые деньги. Володя промолвил безмятежно, и даже не мечтай. Вся твоя безопасность сто раз усрется. А если заказ сделаешь, я так и так узнаю, и тебе ответка прилетит. А если мы с тобой не договоримся… Он пожал плечами. Твое дело. Тогда Толик пойдет к оперу. Гражданин начальник, совесть мучает, хочу сделать чистосердечное. Еще одна смерть на мне. Замочил Карандина Лаврентия Васильевича по заказу его сына Сергея Лаврентьевича. И Толика в самолет и в Москву. Рассказать, что дальше? Какую-то сумму, презирая себя, глухо промолвил Карандин, сто тысяч, ну, пусть двести… я и триста тебе могу дать, но мы с тобой больше не встречаемся. На этом все. Финиш. Точка. Сухоруков улыбнулся ему, как ребенку. Ты подумай как следует. Чего ты мне мелочь суешь. Я ведь не побираться к тебе пришел. Распилим пополам, тогда и точка. Охвативший голову Карандина обруч сжимался все тесней, в глазах замерцало, и сидевший перед ним Володя расплывался, дрожал и виден был словно в тумане. Ты, проговорил он, сволочь… Иди отсюда. Ну-у, Сергунчик, усмехнулся Сухоруков, неправильный у тебя базар. Ничего не попутал? Иди… отсюда, с усилием повторил Карандин, нажал кнопку звонка и появившемуся в дверях своему помощнику, молодому крепкому парню, кивком головы указал на Сухорукова. Проводи господина. Неправильно поступаешь, сказал Сухоруков, вылезая из кресла. Осознаешь через пару дней.