Психософический трактат

6.222 Таким образом, моя потребность [производное суждение] сообщить свой «микрокосм» другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее], с одной стороны, и невозможность содержательной коммуникации (ни в каком ее виде), с другой, вынуждают меня искать некие «объяснения» возникающим трудностям взаимодействия с другими [существами, способными воспринимать мои знаки как означающие].

6.2221 Для решения этой «проблемы» я использую «этические категории» [мнимо-означающие], которые не имеют под собой никаких действительных означаемых [суждений, контактов моей схемы мира и моей схемы меня] и потому могут толковаться мною как угодно (ограниченные лишь разного рода условностями, контекстуальными анклавам и проч.).

(То, что я означиваю свой страх перед старшим, более опытным и властным лицом (точнее – страх боли) [исходное суждение] словом «уважение» [означающее], а свой страх быть убитым (точнее – страх боли) [исходное суждение] определяю как «этическое» – «не убий» [компиляция означающих] (и эти примеры можно продолжать), есть, на самом деле, лишь сложная игра моего континуума существования и моей лингвистической картины мира. Проблема в том, что соответствующие «этические категории» [знаки, означающие, высказывания, компиляции означающих] предполагают, что «представляют» иные означаемые [производные суждения], нежели те, которые, в действительности, были ими таким образом «представлены» [исходные суждения]. Именно это позволяет определять «этические категории» как мнимо-означающие.)

Понятно также и то, что попытки использовать «этические категории» с тем, чтобы реализовать мою потребность [производное суждение] сообщить свой «микрокосм» другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее], не только не ведут к удовлетворению этой моей потребности (что было бы возможно в случае контакта моей схемы мира и схемы себя другого [существа, способного воспринять мой знак как означающее], что невозможно), но создают дополнительную трудность, которая ошибочно кажется мне разрешимой, хотя на деле она просто «освобождает» меня от решения первой (попытки сообщить свой «микрокосм» другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее]), «заслоняя» ее собственной неразрешимостью.

6.2222 «Этика», таким образом, – это попытка решить проблему моей замкнутости в себе [контакты моей схемы мира и моей схемы меня, моя лингвистическая картина мира], выражающуюся в невозможности содержательной и предметно-содержательной коммуникации, через создание таких мнимо-означающих, которые создают иллюзию моего «выхода» из этой замкнутости.

Поскольку же данная «проблема» подобным образом решена быть не может, а ответственность за ее решение я взял на себя (тем, что создал эту «проблему» и принялся ее решать средствами моей лингвистической картины мира), то невозможность содержательной коммуникации (продиктованная характером моих [значение] отношений с другими вещами [значениями], явленными мне Миром, а именно – комплементарность значений моей схемы мира и моей схемы меня), а также невозможность предметно-содержательной коммуникации оказываются тем действительным проблемным эпицентром, который поддерживает всю мою бессмысленную и бесполезную работу по решению «этических проблем», распространившуюся не только на мою лингвистическую картину мира [компиляции означающих], но и на мои суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня].

6.2223 «Общественная мораль» – дело невозможное из-за невозможности предметно-содержательной коммуникации, а все мои высказывания [компиляции означающих], которые я полагаю «общественными», суть – мои высказывания [компиляции означающих]. И более того, само высказывание [компиляция означающих] «общественное высказывание» – суть, полная бессмыслица, поскольку оно может принадлежать только говорящему, однако, такого говорящего, как «общество», нет и быть не может, но говорят конкретные люди, высказывания [компиляции означающих] которых, ко всему прочему, не могут быть мною правильно истолкованы.

Однако, моя лингвистическая картина мира [компиляции означающих] скрывает невозможность предметно-содержательной коммуникации, поскольку разные люди пользуются одними и теми же словами (или знаками, их заменяющими), полагая при этом, что имеют в виду [означивают] таким образом одни и те же вещи [значения].

В действительности мое «моральное поведение» – суть суждения, образованные в процессе непосредственного опыта. До тех пор пока я способен толковать высказывания [компиляции означающих], адресованные мне, в соответствии с требованиями (условностями) иерархической сети моей лингвистической картины мира, я «принимаю» эти высказывания [компиляции означающих], не отдавая себе отчета в том, правда, что я «принял» не чужие, но собственные высказывания [компиляции означающих].