Приведу пример из психотерапевтической практики. Сорокалетний пациент страдал одной из форм импотенции. Клинический анализ показал, что в возрасте четырех-пяти лет он испытал эрекцию, увидев свою мать обнаженной; в этот момент вошел его отец, и он резко подавил свое чувство. В психотерапевтических целях необходимо донести это событие до сознания субъекта. Поэтому психотерапевт говорит: «Ну что же, это было, но сегодня твоей матери уже нет. Даже если тогда ты был расстроен, оказавшись в неловкой ситуации, это не означает, что сегодня ты должен полностью умертвить в себе свои естественные потребности. Тогда ты запретил себе все, чтобы защититься от чувства вины, однако сегодня все изменилось, поэтому давай перестроим все с самого начала». Всякий раз, встречаясь со своей подругой, пациент подавлял позыв к половому акту, поскольку автоматически в уме воспроизводилась кастрирующая опасность.
Кастрирующий первичный образ, решение которому не найдено, переходит сначала в сферу бессознательной, а затем соматической деятельности. После пробуждения вытесненного содержимого, забытого, этот образ анализируется и реогранизуется – или же устраняется – в соответствии с реальными возможностями, предоставляемыми исторической действительностью. В этот период субъект чувствует себя хорошо, человеком, таким же, как и остальные; он ответственен и счастлив от осознания того, что может сам решать, стоит ли ему заняться любовью или нет.
Как правило, врач или психотерапевт встречаются с клиентом, развитие психосоматического заболевания которого перешло в свою третью стадию, вышло наружу. Пациент идет к врачу, когда болезнь обрела ярко выраженные формы и помимо физического дискомфорта стала осознаваться клиентом. Ухватываясь за симптом, врач выстраивает анамнез, ставит диагноз и определяет пути воздействия на заболевание. После уточнения этих трех аргументов к делу подключается хирургическое, химическое или кинетическое вмешательство. Психотерапевт, напротив, разыскивает существующую побуждающую причину, потребность в болезни внутри самого субъекта. Он исследует, действительно ли субъект по своей воле вызывает из внутрипсихического мира к реальности это отклонение.
В шесть лет субъект мог испытать слишком горькие переживания, рационально отреагировать на которые и метаболизировать он не смог (первый этап). Бессознательному словно была нанесена рана, на которую не последовало рационально-сознательной реакции. «Травма» переходит в стадию инкубационного развития, то есть из внешнего опытного переживания смещается в зону исключительно бессознательного психического ощущения. Сталкиваясь с чем-то, вызывающим слишком сильную боль, субъект предпочитает не замечать, не чувствовать, не противоречить: он прячется от этого чересчур горького для него переживания. Из сознания и из памяти он вычеркивает причиняющее боль переживание.
Вытесненная травмировавшая сцена переходит на второй этап своего развития: инкубацию. Субъект ничего не помнит, внешне все идет хорошо, он ни на что не жалуется. На первом этапе есть только причина, ошибка, психическая травма, однако нет никаких признаков соматического расстройства. На втором этапе также нет никаких внешних проявлений, указание появляется только на онейрическом уровне, в сновидениях, хотя обычно субъект на этом этапе не посещает психотерапевта, ибо чувствует себя хорошо. Пройдут годы (один, двадцать, сорок), пока в какой-то момент не сложится
Формообразование разновидностей патологии объяснимо:
1) потребностью в повторении глубоко сокрытого, но оставшегося нерешенным факта;
2) активизацией психодинамического процесса логико-волевыми, нефункциональными согласно базовой структуре натуристического «изо» субъекта моделями.
Извлекая на поверхность, отрабатывая и решая психологическую травму, пережитую в шестилетнем возрасте, либо демонстрируя все несоответствие поведения сегодня, можно достичь исчезновения симптома.
Это возможно по трем причинам.