Психотерапевт

— Проснулась, да? Отлично!

— Остановись, Джон, пожалуйста! — Я узнаю голос Лорны, открываю глаза и заставляю себя посмотреть туда, откуда раздается голос. Она сидит на корточках рядом с Эдвардом, привалившимся к стене. — Отцу нужна скорая. Сердце.

— Тихо! — прикрикивает на нее Томас.

Сначала я подумала, что Лорна разговаривает с кем-то еще. Но, конечно же, Томас — это не настоящее его имя.

Он оттягивает мою голову дальше назад, еще сильнее терзая мое несчастное горло. Боль невыносимая, но я не хочу, чтобы он об этом догадался.

Он склоняется надо мной, приблизив лицо почти вплотную к моему, так что я смотрю ему прямо в глаза, только перевернутые.

— Угадай, что сейчас будет? — спрашивает он.

Ты меня убьешь.

Я слышу какой-то звук и узнаю в нем щелканье закрывающихся и раскрывающихся ножниц. Он поднимает руку, чтобы я их увидела, — и я вспоминаю, что случилось с Ниной.

— Ты отрежешь мне волосы, — отвечаю я хриплым шепотом.

— Точно.

Он обхватывает мою голову обеими руками и толкает вперед, так что теперь я смотрю прямо перед собой. Сначала мне кажется, что в комнате с нами находится еще одна женщина, но потом понимаю, что из золотой рамы стоящего передо мной зеркала, усеянного пятнышками патины, на меня смотрит мое собственное отражение.

Я быстро соображаю, что эта комната аналогична той, в которой я устроила свой кабинет. Только оба окна здесь заколочены, единственный источник света — две вычурные лампы по бокам зеркала. Я вижу в зеркале, как он зажимает в пальцах мои волосы, поднимает их у меня над головой и позволяет им медленно, прядь за прядью упасть обратно на плечи. Я смотрю на его отражение, и меня передергивает. Он совсем не похож на того человека, которого я знала — или думала, что знаю, — и поэтому мне кажется, что я смотрю на кого-то другого. И в каком-то смысле от этого мне немного легче.

Он отделяет от остальных волос одну прядь толщиной в пару сантиметров и снова поднимает над моей головой. Раскрывает ножницы, подносит к пряди и перемещает то вверх, то вниз, как будто не может определиться, где именно резать.

— Тут или тут? — размышляет он вслух.

Наши взгляды встречаются в зеркале, он ждет моей реакции, но я просто смотрю в ответ не мигая — пусть и не мечтает. Тут он резким движением опускает ножницы почти к самой моей голове и отхватывает прядь почти под корень. Я не шевелюсь, не дергаюсь, даже когда он роняет волосы мне на колени. Я слишком боюсь за Эдварда, чтобы думать о том, что делает Томас. Теперь я Эдварда совсем не вижу, мне видна только макушка Лорны, сидящей на полу рядом с мужем. Я вспоминаю, что Лорна и Эдвард хотели уехать после убийства Нины, но у Эдварда случился сердечный приступ. Возможно, тот приступ был вызван потрясением от того, что его сын — убийца? Томас в то время жил здесь? А может, не только в то время, а вообще всегда? Может, он и до сих пор живет в этом доме, тайком. Тогда понятно, почему никто никогда не видел, как он идет через сквер, даже когда он приходил к Нине. Потому что все это время он жил с ней рядом, в соседнем доме.

— Почему ты убил Нину? — спрашиваю я.

— А ты сама как думаешь? Может, расскажешь? — говорит он. — С удовольствием послушаю твою очередную теорию.

— Ты убил ее, потому что у вас был роман и она захотела с тобой порвать, — говорю я, и он не отвечает. — А Джастин и Марион? С ними у тебя тоже были романы?

Он усмехается:

— Понимаю ход твоих мыслей. Но он неверный. Ни с одной из них у меня романа не было. Как и с Ниной.

— Но ты убил их.

— Правильно.

— Почему?

— Потому что они не знали, что творится у них в голове. В отличие от тебя, Элис.

— В каком смысле?

Он улыбается и поднимает вверх еще одну прядь волос.

— Эту где лучше отрезать?

— Где хочешь.

Он снова щелкает ножницами совсем рядом с головой, и эта прядь тоже падает мне на колени. Трудно делать вид, будто меня совсем не огорчает это зрелище — неровные клочья волос, осыпающиеся с головы, — но я стараюсь держаться.

— А ты правда психотерапевт?

— Как я могу быть психотерапевтом, если я частный детектив? А, погоди, может, я и не частный детектив. — Размахивая ножницами в воздухе, он поясняет: — Весь секрет в том, чтобы быть тем, кем люди хотят тебя видеть. Тех устраивал психотерапевт, а для тебя пришлось придумать что-то новенькое. Тебе ведь нужен был избавитель, тот, кто спасет тебя и поможет загладить грехи. — Он смотрит на меня с выражением триумфа. — Я же прав, да, Элис? Это ведь ты была за рулем в тот вечер, когда погибли твои родители и сестра.

Я смотрю на него твердо, не мигая, чтобы он не понял, что он прав. Он поднимает еще одну прядь, и я сосредотачиваюсь на звуке, с которым ножницы перерезают ее, надеясь, что этот звук заглушит те, которые преследуют меня вот уже почти двадцать лет и будут преследовать до конца жизни: визг тормозов, скрежет металла, вопли боли и ужаса.