Психотерапевтические истории. Хроники исцеления

Я спросил ее, меняет ли она то, что написала, когда печатает. Она отвечает, что да, иногда. Например, на прошлой неделе она вычеркнула то, что отдавало явным флиртом со мной, так как потом она смутилась от того, что написала. Поэтому вся первая половина сеанса представляла собой вялый, почти сконфуженный обмен мнениями. В один момент я совершенно откровенно спросил ее, может ли она обсуждать скрытую часть сеанса, полагая, что так мы сможем подступиться к ее незаявленным эмоциям. Но она отказалась ударяться в подробности, заявив, что рассказала обо всем. Дела идут, в общем, настолько хорошо, что и выделять особенно нечего.

И действительно, все, казалось, шло хорошо. Пробуждения от ночных кошмаров почти прекратились. Она выпила таблетку, которую я ей дал после прошлого сеанса и которая прервала цикл. Хотя она осторожно дала мне понять, что таблетка оказалась не совсем успешной, так как после того, как она ее выпила, на нее напала сонливая депрессия. По правде говоря, я забыл записать точное название лекарства, которое ей дал: помню только, что это был очень мягкий транквилизатор, который не должен был обладать таким сильным седативным действием. Но она пишет, ведет активный образ жизни. Она стала перечислять, чем занимается: уроки немецкого языка два раза в неделю, йога, устроила несколько вечеринок с обедом, берет уроки танцев. Она действительно, кажется, добилась определенных успехов. Она также благодарна мне за то, что я поговорил с ней насчет мастурбации. После этого разговора она почувствовала себя свободной и мастурбировала без чувства вины, не зацикливаясь на предмете на весь оставшийся день.

Мне понравилось, как хорошо она сегодня выглядела. Я поставил стулья Салливана под углом девяносто градусов и смотрел на нее почти в профиль. До этого были моменты, особенно в группе, когда я относился к Джинни почти по-домашнему, и сегодня я смотрел на нее вполне любовно.

Отчаянно пытаясь хоть как-то отблагодарить меня, она рассказала пару снов. Мы немного поговорили о них. В одном из них были четкие эдиповы компоненты: во сне она лежит на кровати, и тут входит мужчина с серебряной сигарой вместо пениса. Эти ассоциации связаны с ее детством, когда ночью она лежала в постели, не смыкая глаз, прислушиваясь к скрипу матраса, означающему, что ее родители занимаются любовью. А в другой раз, когда ей был двадцать один год, она обидела своего отца, передав слова матери, что секс не всегда был всем в ее жизни. Существует множество доказательств желания отделить родителей друг от друга, влезть между ними, но с моей стороны будет глупостью участвовать в этом вместе с Джин-ни. Реконструкция прошлого, интерпретации, выяснения подобного рода Джинни не помогут. Посещения прошлого вместе с ней — заманчивое, очаровательное путешествие. Но она слишком хорошо знает местность — это обязательно уводит ее от настоящего и того положительного, чего мы обязательно добьемся в результате нашего понимания происходящего между нами. Так что я переключил тему разговора на настоящее.

Она была озабочена своими фантазиями о том, что Карл оставит ее, после чего она уйдет в хижину в лесу и постепенно станет более зрелой. Она воскликнула, что это ужасно, поскольку указывает на ее желание быть брошенной Карлом. Но я сказал, что ее фантазия обладает определенными компенсирующими чертами в силу того, что ориентирована на жизнь и дает определенную надежду, что Джинни не погаснет, если Карл ее оставит. Я выдвинул парадоксальную идею, предположив, что она намеренно вызывает эту фантазию, когда Карл приходит поздно домой и, по крайней мере, минут пять ее испытывает. То же самое и с сексуальными отношениями. Она утверждает, что слышит внутри себя тихий голосок, который говорит ей, что реально она не здесь, реально она в другом месте, не с Карлом, что «реально это не то», а затем, в конце акта, он начинает выговаривать ей, что она не совсем так отдавалась. Я предложил ей перехватить у этого голоса инициативу. Вызывать его таким, какой он есть. Так, чтобы она контролировала его, а не он ее. Я делаю это в надежде на то, что она, в конечном счете, убедится, — причиной того, что с ней происходит, является она сама.

К концу сеанса она что-то процитировала из Александра Поупа о женщине, которая, кажется, похожа на нее, а она не хочет быть такой. Так как я Поупа не читал уже лет пятнадцать или двадцать, я обнаружил, что мне хочется, чтобы она цитировала более знакомых мне писателей, ведь тогда я мог бы отвечать более находчиво и легко. Думаю, что это также отражает определенную натянутость, которую я чувствую в отношении завтрашнего выступления на семинаре Современной Мысли, когда разительные пробелы в знаниях значительно превышают мой интерес к литературе.

4 ноября

Джинни