Тут Жаб стал говорить все громче и громче, постепенно наливаясь пафосом, но вскоре осознал, что творит, и вновь перешел на более спокойный тон.
– Я решил вступить в местное Оперное общество, – продолжал он, прокашлявшись. – Там у меня появится возможность наслаждаться ролями на сцене, а не вносить из-за них сумятицу в реальную жизнь. И без всякого зазнайства могу вам сообщить, что после тщательного прослушивания мне предложили в их следующей постановке ведущую партию.
– Отлично, Жабуся! – хором закричали друзья. – Наш старый добрый Жаб! И какая у тебя будет роль?
– Я сыграю Пирата. Буду расхаживать в полосатой тельняшке, в шляпе с изображением черепа и костей и с повязкой на глазу.
– Спой нам из нее какую-нибудь арию, ну пожалуйста, – взмолился Крот.
– Да-да, Жаб, давай, – поддержал его Барсук. – Это ведь одна из моих любимейших комедийных опер.
– Замечательно, – согласился он, – но тогда вам придется подпевать мне хором.
Он подождал, пока все затихли, и запел. Его чистый мелодичный голос каждый раз попадал в ноты шутливого эпоса. После каждого куплета друзья хором исполняли припев, состоявший из таких слов:
Жаб:
Остальные:
Жаб вместе с остальными:
К этому времени друзья, подтягивавшие ему, уже вовсю хохотали. Сам он вошел в раж и собрался было исполнить до конца арию всего первого акта, но в этот момент раздался стук в дверь. На пороге вырос пожилой официант и с извиняющимся видом сказал: «Господа, вы уже закончили? Прошу прощения, но нам пора наводить порядок и готовиться к следующему мероприятию, намеченному на этот вечер». Бросив взгляд на часы, Крыс с удивлением увидел, что уже почти шесть. Они взяли верхнюю одежду, попрощались и вышли в прохладный ясный вечер.
К парадному входу подъехало такси, уже довольно давно поджидавшее во дворе. Когда Барсук и Крот сели в салон, водитель хотел было высказать все, что у него накипело в душе, за то, что они заставили его там торчать, но, узнав своего именитого пассажира, передумал и лишь пожелал ему доброго вечера. Машина отъехала, и Крот на прощание помахал им из окна. Крыс вразвалочку зашагал по дороге, размахивая тросточкой, размышляя о лете на морском берегу и прикидывая, какую бы яхту ему прикупить после переезда на юг, чтобы скользить на ней по заливу.
Жаб защипнул специальными зажимами брюки, чтобы их не зажевала цепь, вытащил из кармана пальто кепку, надел ее, старательно позаботившись о нужном угле, оседлал свою машину, налег на педали и покатил в сторону Жабо-Холла. Он пребывал в прекрасном настроении, в голове роились планы на будущее. Ему вспоминалась реакция друзей на его намерение открыть собственный бизнес, в особенности слова Барсука. «Никакой он не старый тупица, – думалось ему. – И не такой уж плохой. А справился я с ним, надо полагать, очень даже хорошо». Тут он поймал себя на мысли, что мурлычет под нос песенку, которую не вспоминал уже давным-давно. Когда же слова всплыли в памяти более отчетливо, Жаб с превеликой радостью запел ее громче.
Исполнив этот куплет, он в восторге захохотал и сказал себе: «Это все лишь потехи ради, хотя стихи и правда неплохие». После чего решил допеть песню до конца, но, поскольку теперь вокруг не было ни единой живой души, затянул ее в полный голос и смолк, лишь когда под колесами захрустела подъездная дорожка к Жабо-Холлу, вконец запыхавшийся, но счастливый.