Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии

Как обоснованно отмечает Юнг, все сказанное справедливо только для экспериментов с подопытными животными, которые находятся в особой искусственной, а не естественной среде. Это доказывает, что даже животное обычно не заинтересовано или, по крайней мере, не в первую очередь заинтересовано в восстановлении психического состояния, вызывающего удовлетворение, – что уж говорить о людях. Согласно концепциям логотерапии, человек не в первую очередь заинтересован в своем психическом состоянии, скорее он ориентирован вовне, на мир потенциальных смыслов и ценностей, которые, так сказать, ждут, чтобы человек их актуализировал и исполнил. В логотерапии мы говорим о воле к смыслу[72], противопоставляя ее принципу удовольствия (который можно назвать и волей к удовольствию) и воле к власти.

Как принято считать, принцип удовольствия предполагает избегание неудовольствия. Таким образом, он почти совпадает с принципом снижения напряжения. Однако мы должны спросить себя: действительно ли существует в человеке что-то подобное воле к удовольствию в качестве первичной тенденции? По моему мнению и по некоторым наблюдениям Канта и Макса Шелера[73], первоочередное удовольствие, как правило, не цель, а следствие, своего рода побочный эффект выполнения задачи. Другими словами, удовольствие возникнет автоматически, как только человек осуществит смысл или реализует ценность. Более того, если человек поставит себе целью наслаждение, ничего не выйдет, поскольку он упустит то, к чему стремился. В этом легко убедиться на примере невроза, при котором пациенты не получают сексуального удовольствия именно потому, что пытаются достичь только его. Чем больше мужчина стремится продемонстрировать потенцию, а женщина – способность испытывать оргазм, тем реже им это удается. Осмелюсь предположить, что немало случаев сексуальных неврозов связаны именно с установками.

Здесь можно провести аналогию и с некоторыми другими проявлениями человеческой натуры, например с тем, что указано в заглавии знаменитого бестселлера Peace of mind («Душевный покой»)[74]. Мы можем пойти еще дальше, утверждая, что скрытое противоречие есть и в «погоне за счастьем»: чем больше мы к нему стремимся, тем меньше его ощущаем. Спокойствие разума тоже должно довольствоваться участью побочного эффекта, поскольку в качестве намерения оно разрушительно. Возьмем для примера то особое состояние душевного покоя, которое ассоциируется с чистой совестью. Человек, стремящийся к состоянию, в котором он сможет с полным правом сказать «Моя совесть чиста», представлял бы собой пример фарисейства. По-настоящему чистая совесть не у того, кто хочет ее заполучить, а у того, кто действует ради какого-то дела, другого человека или Бога. Вот тогда и возникает это ощущение, неожиданно, как случайный побочный эффект, и исчезает оно в тот момент, когда его пытаются вызвать намеренно. (Представим себе человека, который до фанатичности одержим заботой о здоровье. Но он уже болен, если расходует на это все свои силы, – такое нервное расстройство называется ипохондрией.) Формула проста: как в гедонистической философии эпикурейцев, так и в квиетистской[75] философии стоиков счастье и душевный покой (или атараксия, по выражению древних греков) априори не могут быть реальными целями человеческого поведения. Причина в том, что они ускользают от человека по мере того, как он пытается их достичь.

Мне кажется, что набирающая силу тенденция к зависимости от лекарств-транквилизаторов связана с тем, что современный человек все больше соблазняется иллюзией, будто счастья или душевного покоя можно добиться. Он не может даже стремиться к «миру в душе», ибо это мир, который, по-видимому, означает обретение чистой совести, ускользает от него, как только он становится объектом намерения, вместо того чтобы оставаться результатом.

В психодинамической интерпретации человек стремится к нравственному поведению лишь затем, чтобы избавиться от раздражителя – угрызений совести, или, в терминах психодинамики, неудовлетворенного супер-эго. Очевидно, что здесь упущена из виду суть истинной нравственности, возникающей, когда человек начинает действовать ради чего-то или кого-то, а не самого себя, то есть не за тем, чтобы обрести чистую совесть или избавиться от дурной.