Однажды поздним вечером меня попросили принять мужчину, который, по описанию, имел выраженную склонность к самоубийству. В тот момент мой рабочий кабинет не был изолирован от жилой части дома, и когда я пошел, чтобы принять этого пациента, то взял с собой свою собаку по кличке Фауст, чтобы она не лаяла и не будила моих детей.
Войдя в кабинет, собака нашла себе тихий угол и устроилась там в полудреме. Пациент рассказывал мне свою несчастную историю. Когда аналитический сеанс стал подходить к завершению, я спросил о его суицидальных чувствах. Он откинулся назад и стал говорить спокойно и с непередаваемым чувством человека, определенно решившего покончить с собой. Вдруг при его словах моя собака приподняла голову, насторожила уши и стала повизгивать. Затем пес встал и в ужасе бросился к двери, ища выход. Я извинился перед пациентом, мягко заметив, что старый Фауст живет в доме психиатра, и он очень чувствителен к теме самоубийства.
Первобытное стремление к смерти проходит через многие коммуникативные барьеры и у людей, и у собак. Я навсегда запомнил этот эпизод, в котором ясно видна сила невербальной аффективной коммуникации.
Основное теоретическое возражение против того, чтобы иметь кабинет дома заключается в том, что эти условия препятствуют развитию переноса. Домашний прием если в чем-то и убедил меня, то разве что в психологической силе бессознательного переноса. При том, что пациенты видят происходящее вовне – например, как мои дети входят и выходят из бокового входа в дом, – они воспринимают меня по-разному: как отца двух девочек-близняшек, отца двух мальчиков, отца трех мальчиков, отца трех мальчиков и девочки, отца мальчика и девочки, как женившегося повторно и имеющего две семьи, как разведенного мужчину, по-прежнему использующего этот кабинет или как живущего с семьей в другом месте и просто снимающего этот кабинет. Можно напомнить о том, что Фрейд открыл явление переноса и исследовал его на протяжении более сорока лет, находясь при этом в стенах своего домашнего кабинета.
В том случае, когда психотерапевт принимает пациентов в домашних условиях, проблемой для него становится изоляция от научного сообщества. Следует обязательно участвовать в учебных или научных встречах с коллегами, чтобы иметь возможность частого профессионального общения. Это делает ум открытым для новых идей, но вместе с тем убеждает, что вы по-прежнему работаете, основываясь на проверенных, «старых» истинах. Работа в группе или в клинике предоставляет терапевту возможность ежедневного общения с людьми без оглядки на перенос. Более широкая социальная среда может оказать терапевту даже более эффективную поддержку, если список его пациентов слишком перегружен суицидальными пациентами, пациентами с агрессивным отыгрыванием или с разрушительными формами психоза.
Обсуждая первичное интервью, я указал на комплекс мотивов, так или иначе связанных с отношением к деньгам. Деньги – столь же непростая тема, как и секс, и при ее обсуждении используют такие же завуалированные и потайные приемы. В обоих этих вопросах важно, чтобы терапевт действовал прямо и понимал, что он делает. Финансовые договоренности не следует связывать с необходимой пациенту терапией. Плата за психотерапию – исключительно деловой вопрос. Хотя из реакций пациента на стоимость лечения или на необходимость оплаты пропущенных сеансов можно извлечь полезный терапевтический материал, это не может быть самоцелью при обсуждении данного вопроса.