Психоз

Медленно, со вкусом покурила, глядя из окна на шоссе, даже в субботу в семь часов утра заполненное машинами. На водоём. На кладбище, имевшее поутру вовсе не такой домашний уютный вид, как ночью. Могила Василия Пименовича была уже не видна. Слилась с безликим массивом прочих надгробий.

«Ночью по-домашнему, в халате и тапочках. Днём – извольте соблюдать дресс-код, как положено. Гранитная плита. Или мраморный крест. Металлическая оградка. Что-то поржавела у Василия Пименовича… Видна! Если долго смотреть в общую массу, можно выглядеть своё… Зачем тела упокоенных упаковывают в эти бездушные саркофаги, требующие постоянного ремонта? С другой стороны, развей родные Василия Пименовича его прах где-нибудь по ветру, тебе было бы не с кем бессонницу коротать… Надо пришить ему пуговицы!»

Сашка быстро допила кофе, оделась и, весело насвистывая себе под нос, быстро сбежала по лестнице вниз, на улицу. Вовсе забыв про телефон. Магазин, где продавали для разнообразных дел принадлежности, был недалеко. Две остановки на автобусе. Сашка очень хорошо помнила, как именно на той площади, в универмаге, в отделе постельного белья, она прикупила пару комплектов на свой вкус. Наконец-то – на свой вкус. Как раз в момент «отделения» от Пятиугольникова. На свой вкус, но на его деньги. Выданные ей на ведение «самостоятельного» хозяйства. В квартире не было ни чашек, ни ложек, ничего такого, что необходимо самостоятельно живущим людям. Денег как раз хватило на приобретение двух комплектов постельного белья, байковой «старушечьей» пижамы, о которой Сашка давно мечтала, пары полотенец и элементарной бытовой химии: средства для мытья посуды и стирального порошка. А на сдачу Сашка купила набор ароматических палочек-вонялочек. Чтобы хоть что-то, если уж не кто-то, говорило о человеческом присутствии в этом жилье. В котором до сих пор пахло шпатлевкой, плиточным клеем и чем-то ещё, чем всегда пахнет на территории, только-только покинутой строительной бригадой: не то подгоревшим пловом, не то свежим акрилом. Строительным мусором и одиночеством.

Вернувшись, застелила одним из комплектов дурацкую круглую кровать…

«Больше напоминает публичный дом, чем место уединённого отдохновения».

…«подкурила» сандаловый «фимиам» и поставила дымящийся «букетик» на маленький струганый сосновый стол на кухне. На тот самый – чуть ли не единственный предмет обстановки, не считая табуреток, который был ей по душе. И уснула. Безболезненно. Не вертясь, не крутясь и довольная.

Разбудил её просто Вова. Нет, не нежным поцелуем. Отнюдь. Сашку вернули в мир бодрствующих звуков моралью о безрассудстве трат на «роскошное бельё» и о том, как «девочки угорают, пьяные, у тлеющих сосновых столиков!».

«?.. Ага…»

Просто Вова хлопнул своей дорогущей дверью, а Сашка всю ночь напролёт вышагивала вдоль стены, читая вслух попеременно этикетки и стихи. На тот момент она ещё не была знакома с господином Филимоновым.

– Ну что, почистили костюмчик? – подмигнула Сашка портрету Василия Пименовича. – Господи, нет ничего омерзительнее фотографий на надгробиях. Вы же красивый мужчина, господин Филимонов!

За пару минут до этого Сашка закончила красить оградку. Если бы не краска…

«Суперстойкая, с эффектом матового бархата. Предназначена для окрашивания металла. Предварительной подготовки поверхности не требует».

Получилось неплохо. Правда, сама Сашка выглядела, как сорванец на третий день ветрянки. И одежда… Но это ничего. Кладбище – место тихое. Камерное. Кому какое дело? Да и не видно никого. Залитый солнцем полдень выпадает из ритуального регламента. Все стараются утром пораньше – как на работу.

«С восьми до десяти скидка на индульгенции – двадцать процентов!»

Им не узнать, как затихает в полуденном экстремуме городской гомон и рокот шоссе превращается в тихое мурчание. Всё, что там, – бесконечная пустыня живых. А здесь – оазис мёртвых, отделённый от общего потока жизни блаженной амнезией вечности, после неуловимого временем квантового скачка.

Сашка присела на скамеечку, удовлетворённо оглядела результаты своей работы и закурила.

– Нуте-с, теперь принять душ, погулять, сходить в ресторанчик на сваях в соседней луже, а вечером – к Ефросинье Филипповне Юговой, на журфикс. Люблю покойников и стариков. Они куда интереснее живых и молодых.

На телефоне было три входящих. Просто Вова. И два неизвестных номера. Сашка мухой привела себя в порядок, распотрошила «кассу», отложенную на приобретение чего-нибудь «женского», и выскользнула за дверь. Поднялась на один лестничный пролёт и оглядела окрестности. Вызывающего для этого двора автомобиля не наблюдалось. Загудел лифт. Сашка вздрогнула.

«У тебя паранойя! Разлюбезный Владимир Викторович скорее совершит прыжок с непроверенным парашютом, чем сядет в этот стальной ящик на верёвке!»