Психоз

«Классический бабский психоз», – усмехался демон из-за спины времени, подсовывая Югову ещё один счёт на содержание. Ну да, иначе отчего бы он лишился ещё одной квартиры и ещё одной машины? С этой – какой из них? – была и вовсе тоска: котлеты и телевизор. Зачем?.. Ах, да… «Отбил девушку». Купил билет и назло кондуктору пошёл пешком. И она хотела жить с ним долго и счастливо, прострачивая занавески и тетешкая карапуза. Ага. Ещё одного. И ещё одного уже тетешкала ещё одна девушка, – в то же время в другом месте. Так вышло.

«Хули там уже… Грешен. Но грех, видимо, не самодостаточная коллизия. Иначе разве были бы прекрасны наши дети?» – думал Митя Югов.

Даже умные мужчины верят в «детские» сказки.

…Некоторое время он жил совсем один.

Дело было вовсе не в этих несчастных женщинах. И не в их – доводящем до безумия – желании остаться с ним. Дело было в том, что Митей Юговым невозможно было «напиться». Он был неисчерпаем. Из тех, рядом с кем хотелось быть, невзирая на его нежелание, издевательства и непредсказуемость. Он был омутом. «Глазом» циклона, куда засасывает всех – от мудрого человека до безмозглого насекомого. Пространственно-временной воронкой.

Так что Сашка ошиблась. Хотя и была недалека от истины. Жены – в его трактовке этого слова – у Мити Югова не было ни одной. Детей у него было трое. И ни одного из них он не «любил до безумия», имея на сей предмет примерно Сашкино мнение. Любить кого-то только потому, что ты был соучастником его создания? Оставьте. Помогать – да. Нести ответственность? До определённого предела – смотри «В мире животных». Любовь же – чувство, плевать хотевшее на гирлянды долгов, яркую «макушку» вины и «подснеженные» шары обязанностей не на вашей ёлке. Митя Югов никогда не укладывался в рамки общепринятой морали и навязанной нравственности. Будучи при этом куда благороднее и добрее «правильных» мужей, выплачивающих треть от официальной зарплаты бывшим официальным жёнам. Выворачивающих наизнанку на долгих судах грязное бельё. Всё в пятнах того, что прежде они называли «любовью». Он был просто честен. Не только с ними. С самим собой.

Вот такой он был, Дмитрий Георгиевич Югов, потомок древнего купеческого рода, благородный хулиган, честный врун и азартный не игрок. Он умел быстро зарабатывать шальные деньги – на чём угодно: от организации выставок, PR-кампаний и юридических лиц с ограниченной ответственностью до устройства судеб с ответственностью неограниченной даже в рамках скоротечной человеческой жизни. И так же быстро тратил их на себя, родных и близких, а также – на влюблённости и страсти. Снова зарабатывать – и снова сливать «в никуда».

Он объездил всю Европу и значительный кусок Азии. Побывал в жарких пустынях и на высокогорных перевалах. Послушником в мужских монастырях и узником таёжных зимовок. Он не боялся ни костров, ни горящих щепок, ни выжженных пепелищ. Ни чужих слов, ни собственных поступков. И…

Впервые в жизни испугался. Сказать что-то не то. Сделать что-то не так. С этой девчонкой. Для неё. И для себя.

– Для нас, понимаешь? – говорил он Фёдору, благоговейно взирающему на ритуал хозяйского бритья через приоткрытую в ванную комнату дверь. – Наверняка у неё – три мужа и пара детей. Чудес не бывает. А она – не девочка… Ладно-ладно, не рычи. Конечно – девочка-девочка. Я имел в виду лишь календарный возраст. Что? Пахнет, как девочка? Ах ты старый хрен! Это моя женщина! У тебя есть резиновая уточка!.. Всё равно! Вряд ли она противоречила до тридцати трёх лет своей женской природе. И уж точно вовсе не обязана соответствовать представлению о единственной верной природе вещей от Дмитрия Югова. Живи она сама, она бы точно меня в койку затащила! Меня все туда приглашают. Так что… Может, она именно сейчас делает с кем-нибудь то же, что я так хотел с ней сделать. И это ужасно! Не то, что я хотел с ней сделать. А то, что кто-то, кроме меня, может делать то же самое с Александрой Ларионовой. А если она сейчас не со мной, то… Тебе хорошо!!! Ты-то – старый эрдель!!! – вдруг заорал Митя на ни в чём не повинного пса.

И его внезапно вырвало…

– Чёрт! Брился бы опасной бритвой – зарезался бы на хер! – он швырнул поломанный станок в мусорную корзину. – Эй! Феодор, чего убежал?! Солдат ребёнка не обидит! Подь сюды, усатый отрок, отец Димитрий за ухом почешет.

Пёс притрусил к хозяину и подставил бородатую морду.

– Как думаешь, уже проснулась? Уже удобно звонить?.. Грушу я уже порвал. Жалко. Хорошая была. Ты да эта груша – мне больше ничего не надо. Кроме неё. Но для неё я этот мир в бараний рог согну, понимаешь? Для нас… Такая, типа, прожженная сука. Со старым плюшевым медведем за пазухой. Всё, что удалось из неё окольными путями выговорить – так это только плюшевого медведя. – Югов улыбнулся. – Блядь! Мне тридцать пять лет и я всю ночь колотил грушу и пытался сосредоточиться на старом плюшевом медведе. Чтобы не сосредотачиваться на других… её мужчинах, – Югов застонал. – Ставь чайник, Митенька. Сладкий чай – это хорошо! Сахара много не бывает. Приторный чай с лимоном – опиум, облегчающий страдания.