ПСС (избранное)

Ищут так называемую сакральную жертву

Ненавистники родного избиркома.

Вот оппозиционерам урок,

Демократам наглядный пример,

От Авраама жертвы потребовал Бог,

А от вас - Люцифер.

Вот вам закономерный финал

Деятельности аморальной,

Требовали, чтобы Чуров в отставку подал,

А докатились до жертвы сакральной.

Называли трудящихся быдлом,

Отказывали им в уважении.

Смотрите, как бы вас лично не выбрали

Для жертвоприношения.

Меня охватывает грусть

При развитии такого сюжета,

А что если я окажусь

Этой сакральной жертвой.

Наверняка у американцев

Давно составлены списки,

Там масса жертвенных агнцев

Вплоть до Божены Рынски.

И когда вы устроите новый митинг,

Подкравшись тихо, как тать,

Друзья ваши грохнут вас, извините,

А потом будут власть обвинять.

Будет много шума в Сети и эфире,

В оппозиционных газетах,

А я буду лежать в деревянном мундире.

Надо мне это?

Кандидату в президенты нашей Родины

Известна подобная практика,

Он «прекрасно знаком с этой методикой

И тактикой».

На него самого пыталась покуситься

Группа больных ветрянкой терротистов,

Мы видели их намазанные зеленкой лица,

Но им не запугать нашего премьер-министра.

Он даже не подал виду,

Даже не увеличил охрану,

Он не боится троих шахидов

С одесского кичмана.

Короче, я против этого прожекта,

Заявляю господам из-за границы:

Хрен вам, а не сакральная жертва

Слава российской полиции!

Суицидальные попытки

Мэр Собянин предложил запретить продавать водку в магазинах, расположенных внутри жилых домов.

Суицидальные попытки

Не оставляет начальство.

Не успел положить мэр Собянин плитку,

Как взялся бороться с пьянством.

Ах, что у них за доля –

Искать приемы против ломов.

Теперь хотят продажу алкоголя

Запретить в магазинах жилых домов.

Семнадцатый год покажется погремушкой,

Когда толпы рассерженных горожан

Будут вынуждены за чекушкой

Переться в ближайший «Ашан».

Там начнется кромешный ад,

Будут биться люди простые,

И, не дай бог, попадется им депутат

Ненавистной «Единой России».

Узнают местные жители,

Рядовые покупатели.

Не спасут ни телохранители,

Ни металлоискатели.

Поднимутся улицы городов,

Площади и перекрестки.

Я помню конец восьмидесятых годов –

Начало девяностых.

За прилавком возвышается продавец,

Перед ним торчит гвоздь-двухсотка,

И величественным движением, как Бог-Отец,

Он накалывает на него талоны на водку.

А талончик-то маленький, с ноготок,

А гвоздь-то огромный, как рог носорога,

А народ-то пьяненький, ему бы глоток,

Ну хоть грамм сто, ну совсем немного.

А вокруг шум и гам, шум и гам,

Умирают, дерутся и плачут в очереди.

Дрогнула рука продавца – и напополам

Разорвался драгоценный талончик.

Продавец долго и внимательно созерцал

Разорванный напополам талончик,

А затем удалился в подсобный зал

И явился оттуда с дефицитным скотчем.

Он склеил талончик осторожно

И был собою доволен очень,

Но оказалось, что невозможно

Оторвать без ножниц кусочек скотча.

Торговец опять впал в медитативное состояние,

То дергая скотч, то отпуская.

А в очереди нарастало такое гражданское противостояние,

Что Болотная с Сахаровым отдыхают.

Законопослушные московские пьяницы,

Как море бурное, начали волноваться.

Все громче призыв повесить за яйца

Начальство на стенах Кремля раздавался.

Наконец продавец нашел, чем отрезать скотч,

Долго ебался, накалывая талон на гвоздь,

Но уже ничего не могло помочь

Обуздать народную злость.

Рядом со мною стоял рабочий,

И хоть выглядел он очень слабым,

Вдруг неожиданно громко очень

Он заорал двум рядом стоящим бабам:

«Вы против пьянства письма писали в ЦК?

Ну так радуйтесь, подлые твари,

Щас убью вас, и не дрогнет моя рука,

И тела размажу на тротуаре».

Тут изо рта у него пошла пена,

Тело забилось мелкой дрожью,

И он ушел куда-то сквозь стены,

Тетеньки тут же исчезли тоже.

Не донес я до дому бесценный груз,

Осушил бутылку в подъезде на лестнице,

Потому что понял: великий Советский Союз

Доживает последние месяцы.

Не отнимайте единственное у людей,

Не раскачивайте лодочку.

Раньше революции начинались с хлебных очередей,

Эта начнется – с водочной.

Верю, выйдет Путин, как Мошиах,

Успокоит нас всех,

Скажет, что это перегибы на местах

И головокружение от успехов.

Призовет не мутить воду,

Не переходить грани,

Строго прикажет, чтоб водку вернул народу

Мэр Собянин.

И мы падем к его ногам,

Спасенный им народ,

И выпьем мы по триста грамм,

А может, восемьсот.

Чужие

Все мартовский снег занес

От митингов не следа.

Но остался главный вопрос

Мне-то куда?

Возвращаюсь домой к себе

С работы, где добываю средства на хлеб

И вижу по НТВ

Как мне платит деньги Госдеп.

На телеканале «Дождь», блядь

Сообщает какой-то урод

Что на завтрак в Лондоне брать

Я должен яйца- пашот.

Я сижу реально в говне

Простой трудовой народ

Не пойму, что обидней мне

Госдеп или яйца-пашот.

Вот беседует Ксюша Собчак

С Маргаритою Симонян

«Мы с тобой друг-другу не враг.

Мы же ходим в один ресторан».

Я простой трудовой народ

Даже если буду не пьян

Не пройду фейс-контроль и дресс-код

В этот сраный их ресторан.

Из под глыб, из глубин, из руд

Наблюдаю который год

Как сидят они там и жрут

Эти самые яйца-пашот.

И когда отгремят демонстрации

И кровавый режим падет

Ох, накормят они нас яйцами

Пашот.

«Нашисты» стали более лучше одеваться