Подъ
хавъ къ Калиновому, мы нашли линейку уже тамъ и, сверхъ всякаго ожиданія, еще тележку въ одну лошадь, на середин которой сидлъ буфетчикъ и держалъ что-то въ салфетк между ногъ; съ одной стороны торчалъ самоваръ, и еще были кое какія привлекательные узелки. Нельзя было ошибиться — это былъ сюрпризъ: чай на чистомъ воздух, мороженое и фрукты. Радость наша была неописанная. — Чай въ чайной не доставлялъ никакого удовольствія; изъ буфета — очень малое; на балкон было очень пріятно, но на воздух, тамъ, гд никогда не пьютъ чай, гд-нибудь подъ березой, это было верхъ наслажденія. — Турокъ слзъ съ лошади и, выслушавъ подробное наставленіе съ величайшимъ вниманіемъ, какъ ровняться и куда выходить, наставленіе, которое, впрочемъ, ему было совсмъ не нужно — онъ всегда длалъ по-своему — разомкнулъ собакъ, слъ опять на лошадь и, потихоньку посвистывая, скрылся за молодыми березками. — Разомкнутые гончіе прежде всего выразили маханьями хвостовъ свое удовольствіе, потомъ встряхнулись, сдлали все это и еще больше того около, неизвестно почему избранныхъ ими, кустиковъ, что длаютъ солдаты, когда имъ говорятъ «оправься», и принялись серьезно за дло. Намъ дали по собак, которую мы должны были держать на платк, слзли съ лошади и разослали по разнымъ мстамъ. Меня послали довольно далеко. Я бросился опрометью туда. То собака меня тащила, то упиралась, я торопился и дикимъ голосомъ кричалъ у... у... наконецъ, запыхавшись, добжалъ и услся въ трав. Настала минута ожиданья. — Разумется, воображеніе мое ушло далеко впередъ дйствительности. Уже я пятаго зайца самъ затравливалъ и даже одну лисицу, какъ отозвалась одна гончая. [40] Тутъ ршительно я пришелъ въ неописанное волненіе. Глаза выкатились у меня изо лбу, потъ катился градомъ, и капли его, хотя и щекотали меня, сбгая по подбородку, я не вытиралъ ихъ, я не переводилъ дыханія и съ безсмысленной улыбкой смотрлъ то на лсъ, то на собаку. Мн казалось, что ршается моя участь, и что минуты ршительне этой въ жизни быть не можетъ. Но положеніе это было слишкомъ неестественно, оно не могло продолжатся. Гончіе все гоняли; зайца не было, я сталъ смотрть по сторонамъ. Подл самаго меня муравей тащилъ огромную соломину и, хотя она цплялась безпрестанно, онъ продолжалъ тащить, поворачиваясь съ боку на бокъ. Его постоянство и сила обратили мое особое вниманіе, тутъ же на бду мою прилтела бабочка. Въ ней ничего не было особеннаго, — желтая с б[лымъ] — но она такъ ми[ло] покружилась надъ длинн[ымъ] блымъ цвточк[омъ], потомъ услась и только изрдка взмахивала жолтыми крылышками, наконецъ совсмъ замерла. Видно было, что ей пріятно, очень пріятно: солнушко ее пригрло. Въ это время Жиранъ рванулся. Не знаю, что́ сдлалось съ бабочкой, я оглянулся и увидлъ.... на опушк, одно ухо приложилъ, другое поднялъ, перепрыгиваетъ заяцъ. Вс мои планы— Только что я сд
лалъ это, въ ту же минуту я сталъ раскаиваться. Заяцъ прислъ, сдлалъ прыжокъ, и ужъ больше я его не видалъ. — Но каковъ былъ мой стыдъ, когда за гончими, которыя въ голосъ вывели на опушку, выхалъ Турокъ. Онъ видлъ мое приключеніе и только сказалъ: «Ахъ, баринъ». Мн бы было легче, ежели бы онъ мн отрзалъ ноги, какъ зайцу, и повсилъ бы меня на сдло, чмъ выслушать только эти два слова. Но какъ они были сказаны.(У меня есть тетушка, довольно дальняя, но я привыкъ ее звать тетушкой. У этой тетушки есть [41] братъ, у брата есть охота. Тетушка особа весьма степенная, пожилыхъ л
тъ, у нее свой домъ, своя воспитанница, и кругъ ее знакомыхъ состоитъ изъ лицъ самыхъ почетныхъ въ Губерніи. Вс Архиреи, которые были въ продолженіе 20 лтъ, что она живетъ въ город, бывали у нее, и она пользовалась расположеніемъ Преосвщенныхъ. Однимъ словомъ, тетушка особа. Узжая изъ деревни брата своего, куда она призжала на короткое время, въ ноябр мсяц, братъ ея предложилъ ей проводить ее верхомъ нсколько верстъ. (Была пороша, самый Михайловъ день 8 ноября.) Только что выхали за околицу, братецъ ея замтилъ маликъ, который пошелъ къ гумнамъ. Онъ похалъ дозжать, расчитывая догнать сестрицу. Заяцъ вскочилъ, охотники стали травить. Заяцъ покосилъ на дорогу. Около дороги были сугробы. Собаки проваливались, русакъ оттянулъ, выбрался на дорожку и былъ таковъ. — Надо замтить, что это дло происходило возл самаго возка тетушки. Но каково положеніе братца, когда онъ увидалъ слдующую картину. Тетушка, подобравъ салопъ, была по колно въ снгу. Старый лакей не могъ догнать ее, она падала отъ усталости. Ноги ее въ блыхъ мохнатыхъ сапогахъ отказывались двигаться. Кучеръ смотрлъ на нее въ тупомъ изумленіи, но, что хуже всего, тетушка въ эту минуту (посл она раскаивалась) не чувствовала всей непристойности своего положенія, а продолжала твердить: «Что жъ, братецъ, я бы рада, но силъ нтъ. Ушелъ?» спрашивала она. —