Маіоръ Вереинъ былъ челов
къ лтъ 35-ти, очень высокой ростомъ, съ длинными ногами, широкимъ тазомъ и сутуловатой и угловатой спиной. Круглые каріе глаза, выгнутой широкой носъ средь худаго желтоватаго лица и очень длинные чернющія къ скуламъ бакенбарды зачесанные внизъ, давали ему выраженіе изнуренія, доброты[70] и общаго всмъ старымъ военнымъ спокойно-мужественнаго равнодушія. Вглядвшись ближе въ его совсмъ круглые глаза, зрачки которыхъ далеко не доходили до краевъ векъ, въ нихъ замтно было кром того выраженіе сильной мечтательности или постояннаго увлеченія одной идеей. — Вереинъ уже лтъ 17 служилъ въ военной служб и все въ томъ же драгунскомъ полку. Товарищи и начальники говорили про него: «офицеръ примрный, службу знаетъ, какъ самъ уставъ, хозяинъ отличный, эскадронъ у него въ порядк какъ ни у кого, съ людьми строгъ, правда, но иначе нельзя. Строгъ, но справедливъ, за то и любятъ его. Кром того человкъ образованный, говоритъ по французски, по немцки, кажется, и по итальянски. Живетъ прилично. Какъ слдуетъ быть эскадронному командиру». — Вереинъ дйствительно былъ таковъ, какъ описывали его товарищи и главное то, что это знаніе службы и служебныхъ отношеній какъ то само собой, безъ труда съ его стороны, далось ему.[71] — Онъ сначала страстно любилъ службу, [но] охота мало по мало пропадала, осталась одна привычка, и теперь уже давно ему все казалось, что напрасно онъ на нее посвятилъ лучшіе годы и силы молодости, которые бы онъ могъ употребить лучше. Несмотря на то, ежели бы у него спросили, какъ бы онъ желалъ устроить свою жизнь, онъ бы не умлъ отвтить. Уже 17 лтъ весь міръ, исключая своего военнаго круга, былъ закрытъ для него. Вс интересы, нетолько общечеловческіе, но личные людей невоенныхъ были непонятны для него. Разв изрдка, читая газеты или слушая разговоры, онъ любилъ заставить себя подумать о какомъ нибудь случайно представившемся ему вопрос: то о устройств свеклосахарныхъ заводовъ, то о китайскихъ инсургентахъ, то о новооткрытомъ минерал. — Вс воспоминанія его были только военныя, набравшіяся за эти 17 лтъ службы. Воспоминанія эти были: время юнкерства, дежурство на конюшн, ссоры фелдвебелей, лихіе успхи въ верховой зд, кутежи съ товарищами,[72] потомъ счастливая эпоха производства, поздки къ помщикамъ и снова кутежи и манежъ; потомъ отличіе и усердіе въ служб и надежда на эскадронъ и наконецъ осуществленіе этой надежды. Воспоминанія предшествовавшiя служб, его жизнь въ богатой деревн отца, ласки матери, игры съ братомъ, какъ то непріятно дйствовали на него, и онъ безсознательно отгонялъ ихъ. Перебирать эти полковыя воспоминанія, которыя какъ ни кажутся ничтожными, для него были полны значенія и жизни, составляло главное занятіе Вереина.[73] Онъ часто по цлымъ днямъ просиживалъ съ трубкой въ зубахъ на одномъ мст, перебиралъ свои воспоминанія,[74] внутренно тоскуя и досадуя на кого-то за то, что воспоминанія эти были такъ пошлы и пусты.[75]Въ эти времена хандры онъ бывалъ особенно холодно строгъ съ людьми, ежели случались какіе нибудь д
ла по эскадрону. — Походъ въ Крымъ расшевелилъ его. Ему представились тотчасъ же дв стороны этаго обстоятельства. 1) Въ поход содержаніе значительно больше; 2) могутъ убить или искалчить. И вслдствіи 2-го разсужденія ему пришла мысль выйти въ отставку и жениться. Долго и много онъ размышлялъ объ этомъ дл и ршилъ, что прежде надо сдлать кампанію, а потомъ выйти въ отставку [и] жениться.[76] Съ этаго времени къ воспоминаніямъ его присоединилась мечта о семейномъ счастіи, которую онъ ласкалъ и лелялъ съ необычайною нжностью. Все время свободное отъ службы въ Крыму, онъ сидлъ одинъ у себя въ палатк, съ мрачнйшей физіономіей курилъ трубку, смотрлъ въ одно мсто и рисовалъ себ одну зa другою картины семейнаго счастья: — жена въ бломъ капот, дти прыгаютъ передъ балкономъ и рвутъ цвточки для папаши; и онъ вставалъ изрдка,[77] улыбался и въ волненіи выходилъ изъ палатки на коновязь, — и бда была солдату, у котораго на лошади находились подсды или плоть, или бока впалые.[78] Полкъ, въ которомъ онъ служилъ, не принималъ участія въ военныхъ дйствіяхъ, во все время кампаніи, слухи доходившіе изъ Севастополя были часто ложны, да и по правд сказать, онъ вовсе не интересовался ими. — Что наша возьметъ, онъ твердо былъ увренъ въ этомъ, а война выражалась для него тмъ, что стояли дивизiи лагеремъ, кормились по справкамъ и получали раціоны. — Сегодня утромъ онъ похалъ къ полковому командиру только потому, что его затащили товарищи, но пріхавъ туда, онъ не раскаивался. Праздникъ былъ блестящій. Гостей почетныхъ и изъ Главнаго Штаба много, обдъ и вина отличныя.