— Аксюшей звать извольте, ваше сиятельство, — сказала она, — я этой глупой гордости не имею. Куда изволите?
Пьер тяжело слез с дрожек.
— Ты где же? Откуда? — спросил он.
— Я-то? Вот домик наш, домой шла, ваше сиятельство, у Грузинской княжне была, они выехали, кое-что мне оставили, — сказала она, указывая на узел, который несла за ней кухарка. — Я, ваше сиятельство, хоть и не благородного рода, а с хорошими господами знакомство имею, только я никакой гордости не имею и напрасно так Евстигнеич, ваш дворецкий, обо мне понимали.
— Это твой дом? Аксюша, можно я к тебе пойду?
— Осчастливите, ваше сиятельство, милости прошу, сюда ступай, — сказала она извощику, указывая на свой домик, который был в 10 шагах, и направляясь к нему с Пьером.[1678]
— Ежели Евстигнеич на меня тогда сплели княжне, так бог их накажет. А я и не нуждаюсь, по милости божьей и вашей, а дай бог им. Я никогда интересанкой не была, и напрасно так обо мне понимают. Княжна сами тогда сказали: ты, Аксюша…[1679]
№ 210
(рук. № 95. T. III, ч. 3, гл. XVIII?).[1680]— Эх, народ, — сказал извощик, на что-то решившись, и опять погнал свою лошадь.
«Гм, как странно! — думал Пьер, улыбаясь.[1681]
— Ну, куда же я попаду? — задал он себе вопрос. — Да, в гостиницу, куда-нибудь подальше за город. Там я пошлю за деньгами. Да, это будет очень хорошо».— Извощик, — начал было он, но в это время тонкий, женский голос окликнул Пьера. Он оглянулся и по пыльной, немощеной улице увидал шедшую красивую, худую 30-тилетнюю женщину в шерстяном зеленом платье и шелковом, лиловом платке на голове, лицо которой показалось ему знакомо. Пьер тронул рукой спину извощика, и извощик остановился.
— А я говорю, граф, я сейчас признала, — говорила, ямочками улыбаясь, женщина, подходя к Пьеру.
Пьер смотрел на женщину, стараясь вспомнить, кто она была такая.
— Хоть в каком экипаже ни будьте, а сейчас признала. Зачем, думаю, граф на таком извощике заехал; а как глянула, тотчас узнала. Наш, говорю, граф. Здравствуйте, ваше сиятельство, — сказала она с чуть заметным веселым упреком за то, что Пьер не узнавал ее. — Куда изволите?..
— Ах! Ак… Аксюша… Аксинья, — сказал Пьер, вдруг узнав в этой женщине бывшую горничную княжон.
— Аксюшей звать извольте, ваше сиятельство, — сказала она. — Этой глупой гордости не имею.
— Здравствуй, здравствуй. Ну, прощай, прощай, поезжай. — Извощик тронул.[1682]
— Постой, — вдруг сказал Пьер. — Ты где же? Откуда? — спросил он у женщины.— Я-то? Вот домик наш. Домой шла, ваше сиятельство. У Грузинской княжны была. Оне выехали, кое-что мне оставили, — сказала она, указывая на узел, который несла за ней кухарка.[1683]
Я, ваше сиятельство, хоть и неблагородного рода, а с хорошими господами знакомство имею, только я никакой гордости не имею, и напрасно так Евстигнеич, ваш дворецкий, обо мне понимали.— Это твой дом, Аксюша? — сказал Пьер, видимо на что-то решившись и слезая с дрожек. — Я к тебе пойду, можно?
— Осчастливите, ваше сиятельство, милости прошу. Вот и домик мой, — сказала она, указывая на дом, который был в 10-ти шагах. — Ежели Евстигнеич тогда на меня сплели княжне, так бог их накажет, — продолжала она, на ходу не переставая говорить ни на мгновенье. — А я и не нуждалась по милости божьей и вашей, а дай бог им… Я никогда интересанкой не была. Княжна сами тогда сказали: ты, Аксюша……
— Ты ведь жената? — спросил Пьер.
— Замужем, ваше сиятельство, — улыбаясь ямочками, сказала Аксюша. — Разве не изволите помнить, мы у вас с мужем тогда были с поклоном. Я ничего не горжусь, что я будто чиновница стала. Бывают и благородные хуже простых.
— Ты что ж, уезжаешь с мужем? — спросил Пьер.
— Нет, ваше сиятельство, куда же ехать нам? С дураком-то моим (так она называла мужа) как ехать-то? А вы изволите?
В это время они вошли в ворота маленького домика. Пьер остановился и взял ее за руку.
— Аксюша, поместишь ты меня у себя в доме совсем и чтобы никто не знал?[1684]
— Как, ко мне жить? — вскрикнула Аксюша. — Шутить изволите?
— Нет, я не шучу, истинная правда.
— Деньги-то что ж, — послышался голос извощика.
— Я тебе заплачу за это,[1685]
— продолжал Пьер, — но только теперь у меня денег нету. Ты извощику отдай, и еще мне нужно одну вещь, — сказал он скороговоркой.Услыхав эти странные от Пьера слова, лицо Аксюши вдруг приняло серьезное выражение, но это продолжалось только одно мгновение. Опять заиграли ямочки на ее лице, и она поспешно заговорила:
— И, помилуйте, граф, что изволите говорить — у вас денег нет.
— Право.
— А нет, так у нас найдутся, кому другому…[1686]
— Ну, так пойдем скорее.
И Пьер большими шагами вошел с ней на крыльцо, в переднюю и маленькую гостиную с геранями на окнах.
— Милости прошу, вот не чаяла, не гадала гостя такого, на диван пожалуйте, чем просить ваше сиятельство.
— Мне ничего не нужно, только поговорить, — сказал Пьер, садясь на диван.[1687]
В это время в комнату вошел невысокий, плешивый, старый человек с красным носом и в калошах на босу ногу и, сердито уставившись на Пьера, остановился у двери.