ПСС. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая

В середине лета Элен жила в Петергофе, как и всегда окруженная цветом петербургского общества. Но, как и обыкновенно во время лета, характер кружка Элен несколько изменился. Вследствие не политических, а географических соображений (того, что жили рядом люди чужого кружка, а люди своего кружка жили в Царском и Павловском) в общество Элен вошли люди противуположные ее[2155] общественному бонапартистскому направлению. В числе этих людей был один легитимист M-r de Shabor, живший в Петергофе и пленившийся красотой de la belle Hélène и сделавшийся ее домашним человеком. В продолжение лета, когда все были разрознены, всё было хорошо. Встречаясь и принимая посещения своего прежнего домашнего человека, Элен небрежно представляла M-r de Schabor и в его отсутствие говорила про него с ласковым пренебрежением: N’est ce pas qu’il est très gentil, mon petit M-r de Shabor?[2156]

Всё шло хорошо, но в августе месяце высшее общество съезжалось в Петербург, и Элен чувствовала, что m-r de Shabor, принадлежащий к другому лагерю и доставлявший ей много удовольствия во время летних вакаций, должен быть удален. К несчастию, le petit M-r de Shabor, имевший на правой стороне лба, в волосах и на усах седую прядь (что представлялось всем чем-то очень важным,[2157] потому что такая отметина была у Rohan), слышать не хотел о прекращении полюбившихся ему отношений с богатой, красивой и толстой русской графиней. Приезжая в Россию с целью, как он выражался своим приятелям, de baiser les comtesses russes,[2158] он, раз достигнув этой цели, не хотел отказаться и заявлял свои права. Тогда Элен, с свойственной глупым женщинам хитростью, нашла, как ей казалось, средство верное отделаться от него. Она стала плакать, молиться богу и мучаться раскаянием. Но le petit monsieur и на эту мину нашел контр-мину, и на эту болячку нашел французское средство, от которого нельзя было отказаться. Он принял участие в раскаяньи графини и стал говорить об утешениях истинной католической религии, которая одна могла спасти их.

M-r de Shabor привел своего друга аббата, настоящего, и другого à robe courte,[2159] сводил графиню в тайный католический храм, где она от избытка чувств упала в слезах перед алтарем, к которому она была подведена. Аббат положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, Элен почувствовала что-то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу.[2160] Ей объяснили, что это была la grâce.[2161]

В тот же вечер ей привели аббата à robe longue;[2162] он исповедывал ее и отпустил ей ее грехи. На другой день пришел другой à robe courte и принес ей ящик, в котором была Hostie,[2163] оставив его ей на дому[2164] для употребления.

После нескольких дней Элен, к удивлению своему и к некоторому удовольствию (в том, что она, однако, такую необыкновенную вещь сделала), узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей[2165] какую-то бумагу.

M-r de Shabor с умиленным и счастливым лицом ходил к ней, как нежный брат, целовал ее в лоб и говорил о том, что теперь он[2166] совершенно счастлив. За всё это время говорилась с примесью важных французских и даже латинских слов[2167] такая странная путаница вокруг Элен, что она несомненно была уверена, что с ней случилось что-то новое и очень важное.

Из романов, рассказов и слухов о папах, монахах и духовниках католических Элен составила себе приятное представление о романичности и[2168] свободе отношений того мира, в который она вступила, и потому с удовольствием сознавала происшедшую в ней перемену. Она[2169] предполагала (как и всегда бывает в деле хитрости, что глупый человек проводит более умных), она предполагала, что цель всего — этих слов и хлопот около нее — состояла в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений (о чем ей делали намеки) и[2170] соединить ее неразрывными узами с Шабором. Поддаваясь им, она стремилась совсем к другой цели.

Шабор был приятный домашний человек для одного лета, но, ежели бы освободиться от Пьера и быть в положении снова выйти замуж, она имела в виду человека и по положению, и по богатству, и по всему — составляющего более выгодную партию.

«Пускай они надо мной выделывают все эти штуки, — думала она. — Вот они меня перекрестили — и прекрасно. Теперь я знаю, они будут выхлопатывать для меня divorce,[2171] они знают,[2172] и когда они сделают это, тогда я им скажу: Pas si bêtes, bonsoir, monsieurs,[2173] и я знаю, за кого я выйду замуж».