— Что, Тишка? — спросил Денисов.
— Да привел двух, — недовольным, обиженным голосом сказал Тихон.
Денисов понял, что двух пленных. Он посылал его[649]
к лакомому куску — депо Бланкара, разведать, что там делалось.— А, — сказал Денисов, этим междометием выражая то, что он и не ожидал меньше этого. — Из Шамшева? — прибавил он.
— Из Шамшева. Вот тут, у крыльца.
— Что ж, много наг’ода?
— Много, да плохой, всех побить можно разом, — так же грустно сказал Тихон. — Я сразу трех взял за околицей.
— Что ж только двух пг’ивел? Где тг’етий?
— Да так, ваше высокоблагородие.[650]
Он… Ваше высокоблагородие. — Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову и улыбнулся. Денисов и Петя, и даже Vincent, сами еще не зная чему[651], засмеялись.— Третий, тгетий-то где?[652]
— напрасно стараясь удержать свой смех, спросил Денисов.— Да так, ты, ваше высокоблагородие, не серчай, так… — Он опять улыбнулся, и опять Петя, и Денисов, и Vincent покатились со смеха.
— Да что так?
— Да так, плохенькая такая на нем одежонка…[653]
— Тихон, как красная девушка, опустил глаза и замолчал.— Ну так что ж? — строго уже сказал Денисов.
— Ну, да что же его водить-то так… босой…. весь…
— Ох, не годится, — строго покачивая головой, сказал Денисов. — Больно выдеру… Ну ладно, ступай, я сейчас выйду к ним, — прибавил он, помолчав немного и сжалившись над убитым и испуганным лицом Тихона.[654]
Когда Тихон ушел, Денисов послал за своими товарищами офицерами, и они, составив[655]
военный совет, обсуждали предполагаемое[656] нападение на депо. После непродолжительных совещаний решено было[657] перейти на другой день ближе к Шамшеву в лес и в ночь сделать нападение.—————
Но когда на другой день Денисов с своей партией подошел к Шамшеву, он узнал, что ввечеру депо это уже было отбито и уведено другим партизаном, Долоховым, обманувшим всех других и забравшим лакомый кусок.[658]
—————
№ 277
(рук. № 97, Т. IV, ч. 3, гл. III–XI, XV). Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск. Уж тысячи людей неприятельской армии, отсталых, мародеров, фуражиров, были побиты казаками и мужиками,[660] которые побивали этих[661] людей так же бессознательно, как собаки загрызают забеглую собаку, сами не зная, хорошо ли это, или дурно они это делают, когда партизанство было узаконено. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая уничтожала французов, и ему принадлежит слава того, что он сделал первый шаг для узаконения, оформления этого[663] приема войны.[664]24-го числа августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова. После были учреждены еще другие, и чем дальше подвигалась кампания, тем больше образовывалось этих отрядов. Отряды эти были — самое[665]
веселое, самое безопасное, хотя и трудное употребление войск, и потому самое полезное. Веселое оно было потому, что нигде так блестяще нельзя было отличиться;[667] безопасное потому, что каждый отдельный начальник берег своих — маленькая партия никогда не стояла под выстрелами; и самое полезное, потому что эти отряды давали сведения о положении армии (не всегда верные, потому что чем лучше представлялось положение неприятеля, тем больше была заслуга), но все-таки[668] руководили большую армию, и в особенности полезное потому, что партизаны уничтожали по мелочам большую наполеоновскую армию. Партизаны подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего французского войска, и иногда трясли это дерево.В октябре месяце, когда французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были[669]
сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские, были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был один дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных.[670]