Читаем ПСС. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья полностью

«Ну, теперь он уедет», думал Петя. Но нет, Долохов, поглядывая на Петю, продолжал разговор и расспрашивал всё, что ему нужно было: сколько их войск, сколько пленных. Петя помнил, как, спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал: «La vilaine affaire de trainer ces cadavres après soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille»,[758] — и громко, ненатурально засмеялся. И как никто не ответил на его смех, и офицер француз, которого не видно было, — он лежал, укутавшись шинелью, — приподнялся и прошептал что-то товарищу. Петя помнил после эту минуту сомнения, когда Долохов встал и сказал: «Bonjour, messieurs»,[759] и кликнул солдата с лошадьми: «Подадут или нет лошадей?» Он помнил потом, как Долохов долго садился и вернулся еще к костру и закурил трубку. Петя радостно вздохнул, когда они стали отъезжать от костра, и шопотом проговорил:

— Они, кажется, догадались.

— Они? — сказал громко Долохов и, повернув лошадь, поехал назад не в поле, а по дороге, по которой с обеих сторон были костры. Он остановился опять. И Петя слышал русские голоса и по темным фигурам у костров узнал русских пленных.

— Ребята! Эй! Нынче на заре вас отобьют, — крикнул Долохов.

У костров зашевелились, и Долохов поскакал по дороге и в поле. Несколько выстрелов и пуль послышалось в темноте. Петя помнил всю свою жизнь эти страшные, пережитые им минуты. Но зато и на рассвете этого дня те минуты, когда он вскакал с казаками в деревню и те самые французы, которые так страшны были вчера, бросали оружие, и те русские пленные, оборванные, босые,[760] распухшие, которых он вчера мельком видел у огня, вязали своих конвойных и с слезно-радостными криками приветствовали своих спасителей,[761] были одними из самых радостных в его жизни.[762]

Петя стоял подле этой смешавшейся толпы освобожденных пленных и солдат партии Денисова и Долохова и не чувствовал, как слезы текли по его щекам. Когда он заметил свою слабость, он, устыдившись ее, обтер рукавом глаза и пошел к другому концу деревни, где слышался громкий говор сдавшихся французов.[763]

Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская туда мимо себя толпу обезоруженных, разутых французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой, но, проходя мимо Долохова, который[764] слегка хлестал себя по сапогу нагайкой, взглядывал на них своим нагло-холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом,[765] говор их замолкал.[766]

С другой стороны стоял казак Долохова и считал их, отмечая сотни чертой мела на воротах.

— Сколько? — спросил Долохов у казака, считавшего пленных с другой стороны.

— На 2-ю сотню 20, — отвечал казак.

— Filez, filez, — приговаривал Долохов, и взгляд его вспыхивал самодовольным и жестоким блеском.


* № 278 (рук. № 98. T. IV, ч. 3, гл. III–VII).[767]

Петя Ростов, покинув при выезде из Москвы своих родных и присоединившись к своему казачьему полку, скоро после этого из полка перешел в ординарцы к генералу, командовавшему важной частью.

Поступив в действующую армию и увидав на деле войну, Петя[768] всё это время находился в состоянии восторга и поспешности, в котором находится ребенок, придя в игрушечную лавку.[769]

Он всё время был, как в тумане. Ему всё казалось, что там, где его теперь нет, там-то совершается самое хорошее, геройское, и он всё торопился поспеть туда, где его теперь не было,[770] и сделать что-нибудь необыкновенное.

[771] Первый раз, когда под Вязьмой Петя был в сраженьи, его генерал послал Петю передать приказание в авангард. Петя, стремглав поскакав в цепь, выскакал за нее под выстрелы французов, выпалил два раза из пистолета и, несмотря на выговор своего генерала, был очень счастлив своим поступком.[772]

21-го октября его генерал, желая захватить большой транспорт кавалерийских вещей и русских пленных, шедший по большой Смоленской дороге, послал Петю к партизану Денисову, ходившему с своей партией в тех же краях.[773] Петя должен был получить от Денисова верные сведения о транспорте и предложить Денисову для нападения соединиться с генералом. Счастливый данным ему поручением, Петя в ночь с 21 на 22 с казаком поехал отыскивать памятного ему еще с детства и представлявшегося героем — Денисова.[774]

Несколько раз рискуя попасться французам, расспрашивая у встречавшихся казаков, у мужиков, Петя[775] 22-го нашел Денисова с его партией не на стоянке, а на ходу в 2-х верстах от большой дороги[776] и присоединился к нему.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Том 12
Том 12

В двенадцатый том Сочинений И.В. Сталина входят произведения, написанные с апреля 1929 года по июнь 1930 года.В этот период большевистская партия развертывает общее наступление социализма по всему фронту, мобилизует рабочий класс и трудящиеся массы крестьянства на борьбу за реконструкцию всего народного хозяйства на базе социализма, на борьбу за выполнение плана первой пятилетки. Большевистская партия осуществляет один из решающих поворотов в политике — переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации. Партия решает труднейшую после завоевания власти историческую задачу пролетарской революции — перевод миллионов индивидуальных крестьянских хозяйств на путь колхозов, на путь социализма.http://polit-kniga.narod.ru

Джек Лондон , Иосиф Виссарионович Сталин , Карл Генрих Маркс , Карл Маркс , Фридрих Энгельс

История / Политика / Философия / Историческая проза / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза