Стр. 359, строка 35.
Стр. 360, строка 26.
Стр. 361, строки 10–11.
Стр. 361, строка 12.
Стр. 361, строка 13.
Стр. 361, строка 13.
Стр. 361, строка 19.
Ч. III, гл. XXX.
Стр. 362, строки 11–20.
Стр. 362, строка 20.
Стр. 362, строка 22.
Стр. 362, строка 22.
Стр. 362, строки 27–31.
Он выехал рано утром верхом на дальнее поле, с тем чтобы выбрать там место для двора и риги и оттуда заехать на посадку леса, которая производилась на другом конце его земли. Несмотря на продолжавшийся целый день чичер и дождь, он побывал везде где хотел, и не только сделал что хотел, но и неожиданное приятное дело: он сошелся с соседним дворником, к которому заезжал обсушиться, о сдаче ему участка земли на товарищеских условиях.
Стр. 362, строка 32.
Стр. 362, строки 34–35.
Стр. 363, строка 4 — стр. 364, строка 5.
Человек, вышедший принять лошадь, объявил, что Парфен Денисыч умирает и присылал за ним. Парфен Денисыч был дядька Сергея Иваныча, живший со многими старухами и стариками на пенсии у Левина. Левин поморщился. Он встречал иногда этих стариков и старух, но никогда не думал о них. Он знал только, что так надо им жить у него и получать месячину. И знал, что они стары и должны скоро умереть, но еще меньше думал об этом.
Теперь его звали зачем-то к умирающему, и ему это неприятно и досадно было, тем более что хотелось есть, но нельзя было отказаться.
Он отряхнулся, как мокрая собака, и, не раздеваясь, пошел на дворню. Ласка, встретившая его, выбежала за ним и, радуясь тому, что он идет пешком, а не едет, махая хвостом, осторожно перескочив грязь, взвизгивая, ожидала его на лужку пред домом.
Вид Ласки напомнил ему то, что накануне взбесилась гончая собака, Помчишка. Он вернулся.
— Кузьма! Что, убили Помчишку?
— Некому найти, — отвечал Кузьма. — Охотник запил второй день.
— Ну так возьми Ласку, как бы не укусила. Пошла домой! Да обедать подавай, я сейчас приду.
И не думая о том, куда и зачем он идет, сгибая голову от косых капель, бивших его в лицо, и глядя только под ноги на слякоть дороги, усыпанную круглыми, желтыми листьями березы, кое-где заезженными колесами, он дошел до дворни и вошел в сени, где жил старик. В сенях никого не было. Но за дверью старика слышались голоса. Левин отворил дверь. Тяжелый больничный запах вырвался из нее. Левин остановился на пороге. В первой комнате никого не было, но за перегородкой был свет, и слышны были торопливые голоса и звуки воды, которая лилась на пол.
— Да ты говори, — сказал один женский голос, — заколенеет, тогда не оденешь.
Левин понял, что старик умер. Он перекрестился и вышел назад в сени, но не шел домой. Ему почему-то совестно было уйти, хотя он и знал, что здесь ему делать нечего. Он испытывал чувство недоуменья о том, что̀ надо сделать ему при этом случае. И вместе с тем он чувствовал, что что-то надо сделать. Он перекрестился, когда узнал, что старик умер, но теперь ему совестно было за то, что он перекрестился, как и всегда совестно бывало, когда он делал то, во что не верил.