ПСС. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Эта плата то и составляетъ тотъ естественный капиталъ, принадлежащiй всему обществу, который долженъ быть употребленъ на нужды всего общества, на то, на что употребляются теперь подати и вс доходы государства. Но теперь подати употребляются неразумно, на ненужныхъ чиновниковъ, на вредныя учрежденія. И потому эти подати надо разсматривать какъ неудобство, лежащее на всхъ членахъ общества, ренту же земли употреблять на общественныя, общія дла, какими могутъ быть школы, богадльни, пріюты, пріобртеніе машинъ, смянъ, племенныхъ животныхъ, на продовольствіе въ дурные годы, даже на уплату податей».

<Такъ думалъ онъ о практической сторон дла, избгая мысли о ней, о Катюш. Ему страшно было думать о ней: она двоилась въ его глазахъ: то тихая, милая, ласковая, преданная тогда въ Панов, то таже, но съ несчастнымъ и наивнымъ выраженіемъ разсказывающая о томъ, какъ она, Любка, прізжала за деньгами и допила коньякъ. Но какъ ни ужасны были эти ея показанія, это всетаки была она, та самая Катюша, которая была въ Панов.

Какъ, что онъ будетъ говорить съ ней, онъ не зналъ и боялся думать и представлять себ, но онъ не отчаявался и зналъ, что онъ долженъ сказать ей то, что онъ намренъ сказать.>¹⁴³

7.

На другой день, въ обычный день пріема, Нехлюдовъ похалъ въ Бутырскую тюрьму. Было воскресенье. <Во всхъ церквахъ еще шла обдня, и надъ Москвой стоялъ тотъ непріятный, напоминающій о суевріи, невжеств и фарисейств звонъ различныхъ жертвованныхъ благодтелями колоколовъ, гулъ которыхъ заглушаетъ людскую совсть.> Весна уже совсмъ установилась. Было тепло, листья березы, черемухи, тополя уже совсмъ распустились, и въ домахъ и магазинахъ выставляли и вытирали окна. Еще было рано. Лвая сторона улицы была въ тни и прохладна, но по середин поднималась уже пыль отъ гремящихъ по мостовой возовъ и пролетокъ. Еще слышенъ былъ ранній странный крикъ мужиковъ съ молокомъ и овощами, прі

хавшими изъ деревень; на площадяхъ, засоряя ихъ навозомъ и сномъ, еще стояли воза съ сномъ и соломой и на Смоленскомъ рынк, мимо котораго онъ прозжалъ, кишла около палатокъ густая¹⁴⁴ толпа народа съ сновавшими между нею продавцами съ сапогами и перекинутыми черезъ плечо многими парами выглаженныхъ панталонъ и жилетовъ.

У трактировъ уже тснились высвободившіеся изъ своей 6-дневной каторги фабричные – мужчины въ глянцовитыхъ поддевкахъ и сапогахъ и женщины въ шелковыхъ яркихъ платкахъ и пальто съ стеклярусомъ. Городовые съ желтыми снурками пистолетовъ стояли на мстахъ, по бульварамъ проходили прохожіе, и уже сидли няньки съ дтьми, изрдка прозжала коляска или карета.

На Долгоруковской улиц Нехлюдову встртились похороны съ пвчими, священниками въ ризахъ, золотой парчей, факельщиками и колесницей, запряженной лошадьми въ черныхъ попонахъ съ ушами, и по

здомъ съ прилично заплаканными лицами въ первыхъ двухъ экипажахъ и равнодушными и даже веселыми лицами въ послднихъ линейкахъ.

Вотъ, налво завиднлись башни острога, вотъ и калитка его сада и изъ за нее рядъ распустившихся уже акацій. Извозщикъ зналъ, гд впускаютъ, и прямо туда подвезъ Нехлюдова – не къ самой тюрьм, а къ повороту, ведущему къ тюрьм. Уже нсколько человкъ мущинъ и женщинъ, большей частью съ узелками, стояли тутъ на этомъ поворот къ тюрьм, шагахъ въ ста отъ нея. Это былъ какъ [бы] широкій, короткій переулокъ, съ права какія то невысокія деревянныя строенія, слва двухъ этажный деревянный домъ, принадлежавший тюрьм и съ какой то вывской. Впереди виднлось огромное каменное зданіе тюрьмы съ дверью, ведущей въ нее, и часовой, солдатъ съ ружьемъ стоялъ въ этомъ переулк шаговъ за 100 отъ входа въ тюрьму и не пускалъ пос

тителей дальше. Съ правой стороны, противъ часоваго, сидлъ вахтеръ, очевидно, для наблюденія порядка при впуск. Къ нему подходили и записывали, кого кто желалъ видть. Узнавъ это, Нехлюдовъ подошелъ къ нему и назвалъ Катерину Маслову. Тотъ записалъ.

– Почему не пускаютъ еще? – спросилъ Нехлюдовъ.

– Обдня идетъ, – отвчалъ вахтеръ. – Вотъ отойдетъ обдня, тогда впустятъ. – Ты куда лзешь, – крикнулъ онъ на оборванца въ смятой шляп, который выдвинулся впередъ изъ толпы.

Постители были, по вншнему виду судя, мщане, мелкіе торговцы и ихъ жены, но боле всего было оборванцевъ, которые держали себя очень свободно и весело.

Пріхали на хорошей своей лошади студентъ съ двушкой. Студентъ несъ въ рукахъ большой узелъ. Они тоже подошли къ вахтеру и спросили, можно ли и какъ передать милостыню – калачи, которые они привезли заключеннымъ. Это были женихъ съ невстой, купцы, какъ посл узналъ Нехлюдовъ, которые въ ознаменованіе своей радости привезли заключеннымъ калачей.