<Если смысл293
произведения может быть выражен словами, то это наверное не художественное произведение, а подделка под него. Если в романе или драме доказывается, что наследственные черты переходят от отца к сыну, или что лучше рожать детей, чем убивать плод, то нет надобности для этого выводить лица и рассказывать их отношения между собою. Гораздо проще и удобнее изложить в статье294 с логическою последовательностью мысли. В таких драмах и романах, как только тема, на которую они написаны, поняты читателем, читатель тотчас же видит, что описываемые лица выдуманы и подробности о поступках и речах их становятся для него излишними295 и невыразимо скучными.296Точно так же в обратном смысле, произведения перестают быть художественными, когда они не ясны и не понятны.
Если вам описывают зачем-то бабу, выводящую крыс, которая ведет мальчика в море и там топит его, или человека, зачем-то лезущего на построенную им башню и бросающегося оттуда вниз головой, или описываются слепые, ведущие странные, ненужные разговоры на берегу моря, или чудовища, кричащие зачем-то керекеке и т. п., и вам не ясно, почему являются все эти и зачем они делают то, что делают, то такое произведение тоже наверное не художественное.>
* № 4 (рук. № 3).
Сцена эта, как бы она ни была верно описана, не была бы художественным произведением, если бы сцена кончалась одним побоищем и описанием кровоподтеков и т. п., но художник в конце описания прибавляет одну черту, которая вдруг освещает всю ужасную сцену художественным светом, и вся картина получает трогательный и глубокий смысл, открывая перед читателем новые горизонты мысли.
* № 5 (рук. № 3).
Ложная оценка произведений мысли и искусства происходит, главным образом, оттого, что газеты, получившие в последнее время такое распространение, приобрели и приобретают страшную и опасную власть на умы людей. <Огромное большинство людей, читая газеты, в виде отдохновения или развлечения, не только не имеют какого-либо мнения о том, что они читают, но, напротив, готовы принять всякое суждение об описываемых событиях, людях, книгах, т. е. находятся при этом чтении в положении людей, называемых психиатрами восприимчивыми ко внушению, и потому всегда без борьбы и критики покорно подчиняются газетным внушениям, еще усиливаемым обычными разговорами между людьми, повторяющими друг другу прочитанное ими в газетах и журналах. Так что очень часто, особенно в последнее время, являются самые странные, ни на чем не основанные, иногда и явно лживые или невозможные эпидемические суждения о событиях, людях, книгах, объяснение которым можно найти только в газетной гипнотизации. Так что газеты в наше время имеют огромную власть не только в установлении мнений о политических событиях, но и в деле художественного вкуса и оценки произведений искусства.> Газеты же находятся в руках денежных дельцов. Газета есть большое денежное предприятие. В денежных же предприятиях люди руководятся только выгодой. Выгода газеты состоит в том, чтобы иметь много подписчиков, а чтобы иметь много подписчиков, надо удовлетворять вкусу большинства, вкус же большинства всегда груб, и потому газеты потворствуют грубым вкусам и выдвигают и восхваляют всегда самые грубые художественные произведения, отличающиеся только необычностью, фальшивым пафосом и тем, что они чудны, выставляя их как нечто самое утонченное и, главное, последнее по моде.
* № 6 (рук. № 4).
Автор, во-первых, очевидно любит то, о чем пишет, и имеет сказать нечто определенное об этом любимом им предмете. Во-вторых, он говорит это не рассуждениями. Если можно сказать рассуждением то, что хочет сказать автор, то незачем придумывать лица и события, а говорить то, что хочет сказать, образами, так как иначе нельзя передать художественное содержание, и в 3-х, говорит то, что говорит не вычурно, необыкновенными событиями, произвольно цепляющимися одно за другое, а просто, ясно, понятно для всех и так, что читателю всегда кажется, что то, что он читает, есть то самое, что он только что хотел, но не успел сам сказать или подумать.
* № 7 (рук. № 4).
И, в-третьих, главное, роман этот весь проникнут любовью к тому сословию огромного большинства людей, кормящих всех остальных, которых он заставляет действовать. <В этом отношении роман Поленца дышит тем же духом уважения и любви к крестьянину, которыми проникнуты картины Millet, Jules Breton, L’Hermit’a и нашего незаметного, почти неизвестного, но, смело скажу, самого значительного в наше время художника, русского живописца Николая Орлова, которому есть что сказать и который умеет ясно сказать то, что хочет автор.> И потому, что он любит своих героев, он глубоко проникает в их души и показывает нам то, что открывается только свету любви.