ПСС. Том 35. Произведения, 1902-1904

Это было в июне. Марья Дмитриевна давно уже встала и с денщиками хозяйничала. Начинало уже становиться жарко, солнце выходило из-за гор, и становилось больно смотреть на белые мазанки на противуположной стороне улицы, и Марья Дмитриевна, окончив свои дела,¹¹³ только что хотела¹¹⁴ послать денщика в канцелярию звать Ивана Матвеевича к чаю, когда к дому подъехали верхами какие-то люди.

— Егоров, поди узнай, — крикнула Марья Дмитриевна, направляясь¹¹⁵ в спальню.¹¹⁶ «Кто это? Двое? С конвоем и татары и казаки. Человек двадцать. Уж не набег ли?» и любопытство так захватило ее, что она поспешно спустила¹¹⁷ засученные на своих белых полных руках рукава и¹¹⁸ повернулась назад.

— Погоди, Егоров, — крикнула она,¹¹⁹ ощупывая руками шпильки в косе и косу. — Ну, ничего, сойдет. Погоди, Егоров. Я сама.

И Марья Дмитриевна вышла своей молодецкой походкой на крылечко домика. У крыльца стояла целая партия. И казаки, и чеченцы. Впереди выделялись трое. Один офицер, одетый по черкесски,¹²⁰ в черной черкесске, в сапогах, на¹²¹ маленькой гнедой лошадке, другой мирной,¹²² переводчик с¹²³ надетой шерстью вверх и козырьком папахой и в засаленном бешмете и желтой черкеске и третий на белой, статной лошади, в белой черкеске, высокий,¹²⁴ тонко стянутый ремнем без набора, с большим серебряным кинжалом, пистолетом за спиной¹²⁵ и в высокой с белым же курпеем папахе, далеко заломленной назад.

Этот человек больше всех обратил внимание Марьи Дмитриевны.¹²⁶ Лицо у него было довольно простое, небольшой нос, маленькая черноватая бородка, приятный, нежный детский рот,¹²⁷ довольно густые брови и странные внимательные и строгие глаза. Он был человек во всей силе и ему можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти. Он поглядел на Марью Дмитриевну, встретился с ней глазами, не¹²⁸ опустил взгляда, так что она¹²⁹ перевела глаза на офицера. Когда же она опять взглянула на него, он уже не смотрел на нее и, опустив голову, рассматривал свой кинжал.¹³⁰ Не успела Марья Дмитриевна задать себе¹³¹ вопрос о том, кто это был такой, как¹³² и получила ответ. Офицер сказал ей, что это Хаджи-Мурат.¹³³ Имя это всё сказало Марье Дмитриевне. Она опять взглянула на Хаджи-Мурата, но он¹³⁴ не взглянул на нее и что-то¹³⁵ по¹³⁶ кумыкски заговорил с одним из своих, подъехавших к нему.¹³⁷

Марья Дмитриевна знала, кто такой был Хаджи-Мурат и зачем он приехал сюда. Она знала, что Хаджи-Мурат был знаменитый наиб (полководец) Шамиля,¹³⁸ первый храбрец¹³⁹ его, много раз побивавший русских и, недавно поссорившись с Шамилем, вышедший к русским, обещая им¹⁴⁰ воевать теперь против Шамиля. Но вот прошло...¹⁴¹ месяца и Хаджи-Мурат не мог еще ничего сделать, потому что семья его, которую он страстно любил, оставалась в горах во власти Шамиля. Теперь он по приказанию главнокомандующего приезжал в Чечню, чтобы попытаться через лазутчиков узнать о своей семье и, если можно, выкрасть ее из гор. Марья Дмитриевна знала всё это,¹⁴² у мужа уже была получена бумага о том, что Хаджи-Мурат приедет в их крепость и будет жить в ней, и потому одно имя Хаджи-Мурата объяснило ей всё.

— Очень приятно познакомиться, — сказала она, — милости просим. Я сейчас мужу¹⁴³ дам знать, он в канцелярии,¹⁴⁴ — сказала она, взяв поданную ей приставом бумагу. И Марья Дмитриевна¹⁴⁵ быстрым шагом пошла¹⁴⁶ через двор к мужу.

— Иван Матвеевич, Иван Матвеевич, — заговорила она.¹⁴⁷

— Ну что? Что так суетишься?

— Хаджи-Мурат приехал с приставом, князем Еристовым и конвоем. Вот бумага.

Не открывая бумагу, Иван Матвеевич потянулся за папироской.

— Дай-ка.

— Да ну, успеешь.

— Дай затянуться. Ну что ж, пошли Кириллова проводить на квартиру.

— А знаешь что, Иван Матвеевич, — вдруг сказала Марья Дмитриевна, вспомнив взгляд Хаджи-Мурата и садясь на кровать. Я думаю, лучше их к нам поместить.

— Вон-a! Там всё готово и деньги заплачены.

— Да ты вот говоришь, а я взглянула на него.¹⁴⁸

— Ну, что же?

— Так я взглянула на него и думаю, теперь нельзя нам его там держать.¹⁴⁹ Уйдет. Я взглянула на него, вижу, что уйдет.

— Ты всегда всё видишь.

— Да и вижу, а уйдет, тебя в рядовые.

— Ну что, я в барабанщики.

— Нет, право, лучше к нам. Я свою половину всю отдам ему и живи он, по крайней мере, на глазах.

— Да как же нам-то?

— Да так же, уж я тебе говорю. Я пойду, им велю слезать. А тех туда, к Лебедеву поставить, Кириллов сведет.

— Да уже я вижу, что ты заберешь в голову. Вели закусить- то дать.

— Готово всё, вставай.

Как задумала Марья Дмитриевна, так всё и сделала. Конвойные стали у Лебедева, а Хаджи-Мурат с своими нукерами и пристав у¹⁵⁰ воинского начальника.