Так видел он и слышал его в последний раз, этого милого красавца, беззаботного юношу. Хаджи-Мурат последил его глазами до поворота дороги и тогда стал молиться. И помолившись, пошел вниз к своим дожидавшим его нукерам, и с тех пор уже не видал ни жену, ни сына. И вот этого-то сына Шамиль хотел отдать в работу и жену отдать другому. Так говорил последний лазутчик, третьего дня приехавший из гор. Он говорил, что если до конца рамазы Хаджи-Мурат не вернется в горы, семья его будет216
погублена, если же он вернется, то всё простится ему. «И какой ряд неудач», думал Хаджи-Мурат.217 В ночь его отъезда должны были выехать другой дорогой и его семейные. Но тут218 случилось, что один из нукеров выдал Хаджи-Мурата и219 вслед же за ним была послана погоня. Его не нагнали, но семью его в ту же ночь остановили и свезли в Ведено, место пребывания Шамиля.Вот это-то вспоминал теперь Хаджи-Мурат, несмотря на свою220
короткую ногу хромую, быстро ходя, как тигр в клетке, взад и вперед по своей комнатке. Тоска мучала его страшная, и погода была подходящая к его настроению.221 Дул упорный холодный ветер.222 Он молился нынче уже три раза. Говорить с223 Софедином нукером нечего было, остальными тем менее. Они ничего не думали, а были покорные рабы. Что велит Хаджи-Мурат, то они будут делать. Один рыжий Софедин имел свои мысли, но Хаджи-Мурат знал их вперед. Софедин или молчал, или говорил: «твоя воля», но Хаджи-Мурат знал, что Софедин одного желал: зарезать этих собак казаков, которые ездили за ними и караулили их, и бежать в горы. Хаджи-Мурату того же хотелось, но224 в душе его боролись225 разные страсти: прежде всего его мучила злоба, зависть к Шамилю, повелевавшему им, и вместе с тем не джигиту, а лицемеру, обманщику, не ценившему его,226 обидевшему его, хвалившемуся перед ним и теперь завладевшему им через его семью. Вернуться в горы, поднять аварцев...227 и отделиться от Шамиля228 и захватить его. Это одно, но сколько нужно было, чтобы это удалось. Прежде двадцать раз будут перебиты его семейные, ослеплен его Вали-Магома. Кроме того, сколько нужно было, чтобы удалось всё. Другое было то, чтобы остаться здесь, выкупить, выкрасть семью и заслужить здесь славу, быть генералом, покорить русскому царю Кавказ, уничтожить Шамиля. «Старик обещал много», думал он, вспоминая про приемы у Воронцова и лестные слова старого князя. Вспоминал он про бал, на котором он присутствовал, про красивых полуобнаженных женщин и не мог себе представить, как бы он жил с этими людьми. «Нет, только взять от них всё, что можно, а там видно будет. Да, надо получить золотые», вспомнил он (он получал по семи золотых ежедневно) и пошел в большую комнату,229 где сидели за чаем, дожидаясь его, его пристав князь Еристов, приехавший из Тифлиса от князя Воронцова чиновник, толстенький статский советник Кириллов, привезший деньги и предписание о том, чтобы Хаджи-Мурат возвращался в Тифлис, и всегдашний безличный, корыстолюбивый, льстивый переводчик Балта. Они сидели и пили чай с ромом, когда вошел Хаджи-Мурат.— Хотите чаю? — спросил пристав.
— 230
Нет. Деньги давай, — сказал Хаджи-Мурат.— Да, да, за неделю теперь.
— Ая, — подтвердил231
Хаджи-Мурат и показал семь пальцев.232 — Давай.— Ладно, ладно. И на что ему деньги? — сказал пристав и вышел из комнаты.
— Что же он долго тут пробудет? — спросил Хаджи-Мурат у переводчика про статского советника, сидевшего в уголку. Статский советник233
был чиновник при Воронцове и разными234 хитростями добился того, чтоб ему дали командировку в Нуху с прогонами и суточными, и теперь был очень доволен, что получил пятьдесят четыре рубля и кроме того повидал знаменитого наиба. Для того, чтобы иметь что рассказать дома, он хотел разговориться и через переводчика спросил, скучно ли ему?Хаджи-Мурат сбоку взглянул презрительно на этого маленького толстого человечка в штатском и без оружия и ничего не ответил. Переводчик повторил вопрос.
— Скажи ему, что235
я не хочу с ним говорить.И сказав это, Хаджи-Мурат опять стал ходить. Статский236
советник, не переставая, следил за ним глазами. Один раз Хаджи-Мурат оглянулся и, увидав этот устремленный на себя взгляд, подошел к статскому советнику237 и, хлопнув его рукой по плеши, продолжал ходить.Переводчик объяснил Хаджи-Мурату, что он в чине полковника. Хаджи-Мурат кивнул головой в знак того, что он знает, и продолжал ходить. Когда пристав пришел с золотыми,238
Хаджи-Мурат сел к нему и, сосчитав, взял золотые в рукав черкески239 и только что хотел выдти, когда в горницу вошел фельдфебель и доложил приставу, что из гор [вышли] в цепь два лазутчика к Хаджи-Мурату.Хаджи-Мурат240
остановился, глаза его загорелись, и только что переводчик стал говорить ему, как он уже закивал головой, приговаривая: «Ая, ая», и тотчас же,241 сунув золотые в карман, обратился к приставу,242 выражая желание поехать к ним.243— Не нужно. Их сюда приведут.