ПСС. Том 35. Произведения, 1902-1904

В сакле слышался равномерный голос незнакомого человека, как будто читавшего что-то. Хаджи-Мурат вошел в дверь и, наклонив голову, остановился.¹⁴⁸⁷ В середине почетной стены, на ковре и пуховиках, сидел коренастый, с подстриженной бородкой, человек в высокой папахе, обшитой белой тканью, в желтой черкеске, подпоясанной ремнем, на котором, по середине живота, висел большой серебряный с чернью, так, как это делал дед, прямой кинжал.¹⁴⁸⁸ Этот человек говорил что-то, закрыв глаза. Рядом с ним,¹⁴⁸⁹ тоже на пуховиках, скрестив ноги в желтых¹⁴⁹⁰ ноговицах и красных, облегающих ступню, чувяках, сидел тонкий, высокий, с длинной спиной молодой¹⁴⁹¹ человек в белой черкеске с черными, полными, заткнутыми хозырями и в заломленной назад над бритой головой белой папахе. На нем был такой же прямой, огромный кинжал¹⁴⁹² в серебряной оправе¹⁴⁹³ и еще пистолет за поясом. Две винтовки в чехлах, две шашки и две бурки, очевидно только что снятые с гостей, висели на стене.¹⁴⁹⁴ Это были очевидно горцы джигиты. Увидав Хаджи-Мурата, старик дед, сидевший против гостей, сделал внуку знак, чтобы он садился у двери. Хаджи-Мурат беззвучно сел у двери и стал слушать и смотреть на приезжих и на их оружие.¹⁴⁹⁵ Говоривший, горец с чалмой на папахе, открыл на мгновение глаза, оглянул вошедшего и тотчас же опять закрыл их и продолжал горловым, медленным и торжественным голосом:¹⁴⁹⁶ «мусульманин не может быть ничьим рабом, — говорил он, — а должен быть свободный человек.¹⁴⁹⁷ Если же он покоряется кому нибудь, а особенно гяурам, он не мусульманин уже. И потому, ежели он находится во власти неверных, то первое дело¹⁴⁹⁸ его, это хазават, война против гяуров. Если кто побоится,¹⁴⁹⁹ тот проклят, и тому нет спасения. Мы все¹⁵⁰⁰ гости на этом свете, все переселимся в настоящее наше место, и потому¹⁵⁰¹ ничего не бойтесь. Один мусульманин должен итти против десяти неверных и не поворачиваться спиной к неприятелю. Кто так будет поступать, тот будет святым и вкусит все наслаждения рая. Бойтесь только гнева божьего».¹⁵⁰²

Хаджи-Мурат слушал, но на него не столько действовала речь горца в чалме, сколько спокойно величавый вид того джигита мюрида в белой черкеске, который, одной рукой держась за серебряную рукоять кинжала, скрестив ноги,¹⁵⁰³ неподвижно сидел подле хаджи, только изредка хмурясь и одобрительно кивая головой. В подтверждение того, что один мусульманин может итти против десяти неверных, хаджи указал на джигита и сказал:

— Вот он раз отбился от десяти солдат,¹⁵⁰⁴ и уложил четырех, а сам остался невредим.¹⁵⁰⁵

Молодой покосился на старшего, потом опять уставил глаза прямо перед собой, как будто не о нем шла речь.¹⁵⁰⁶ Когда после угощения и молитв гости опять надели оружие и бурки и собрались ехать, Хаджи-Мурат вышел¹⁵⁰⁷ провожать гостей,¹⁵⁰⁸ он отвязал им лошадей и подвел их. Молодой¹⁵⁰⁹ джигит взял свою белую лошадь. Старший же подошел к гнедой. Хаджи-Мурат взялся за стремя, коренастый горец легко сел в седло и, обратившись к Хаджи-Мурату, сказал:¹⁵¹⁰

— Хочешь быть мюридом — приходи в Гуниб, спроси¹⁵¹¹ Абдурахмана. Ты хочешь? — сказал он Хаджи-Мурату.

— Хочу, — отвечал Хаджи-Мурат.

И действительно, с этого дня Хаджи-Мурат только и думал о том, как бы ему уйти в горы и быть таким же молодцом, как тот молодой джигит в белой папахе и на белой лошади.

III

Хаджи-Мурат хотел уйти в горы, но сделать это было очень трудно. Во первых, у него не было ни лошади, ни хорошего оружия, а он слышал, что мюриды неохотно принимают плохо вооруженных и пеших людей и заставляют их больше работать, чем воевать. Во вторых, трудно было уйти даже пешему, потому что по всей границе, отделявшей аварское ханство, дружеское России, от владений Кази-Муллы, властвовавшего в горах и воевавшего с русскими, были расставлены караулы конные и пешие, ловившие тех, которые пытались переходить в горы, и пойманных строго наказывали. И потому Хаджи-Мурат, надеясь приобрести лошадь и оружие или от деда или просто укравши их, всё откладывал и откладывал исполнение своего намерения.