Фельдфебель 2-ой роты вызвал людей на вечернюю зорю. Солдаты в коротких полушубках вышли из казарм и своих домиков, стали лицом на восток, и сильные и звучные мужские голоса песенников стройно пропели «Отче наш». Потом фельдфебель передал отделенным унтер-офицерам полученный от ротного приказ выступить завтра с топорами до зари на рубку леса. Кроме того выставлять секрет за шах-гиринские ворота. Черед был в эту ночь за 2-ой ротой.
— Панов! — крикнул фельдфебель.
— Здесь, — густым басом отвечал отслуживающий 24-ый год, три раза раненный, сухой, мускулистый унтер-офицер с щетинистыми усами.
— Авдеев! — крикнул еще фельдфебель.
— Здесь, — отозвался бодрым голосом скуластый, широкоплечий солдат, как гуттаперчевый мальчик вскакивая на ноги.
— Никитин! — продолжал фельдфебель.
— Я, — отвечал ленивым голосом, нахмуренный с низкими плечами и выдающимися лопатками рябой солдат, дожевывая кусок сухаря.
— Бондаренко!
— Мы, — отозвался с раскрытым ртом и поднятыми бровями кривоногий солдат с хохлацким лицом.
— В секрет за Шах-гиринские ворота, — объявил фельдфебель.
— Слушаем, ладно, — отозвался Панов.
— Готов! — крикнул Авдеев.
Никитин не отвечал и только кивнул головой, зная, что фельдфебель видит его.
Через час, когда уже было совсем темно, четыре солдата вышли из укрепления.
* № 137 (рук. № 58, гл. II).
— А я слухал, слухал, да и задремал, — проговорил тонкий хохлацкий голос четвертого солдата. — Как спится у лесу, ровно как барин в перине.
* № 138 (рук. № 58).
Две кобылы у нас были, не знаю, целы ли, жеребята хорошие, сытые. Идешь борозду, а он ждет, шельмец, жеребенок то, на краю. Значит пососать дурашка хочет. Ну дашь ему насосаться. Пашешь весело, так легко. Земля под босой ногой рассыпается. Барин у нас хороший — порядок любит. В набор в этот с нашей деревни троих брали. Одного дворового барин отдал за пьянство, а двоих из мужиков. Наш двор тройниковый, ну и не миновать итти. Черед-то не был мне.
* № 139 (рук. № 58, гл. V).
Впереди всех ехал на белогривом коне, в белой черкеске, в золотом оружии не крупный человек, с черными глазами, весело смотревшими из под сросшихся бровей, с горбатым небольшим носом и особенно приятно, почти в улыбку сложенными губами.
* № 140 (рук. № 58, гл. XIII).
— Почему же ты? — спросил Лорис-Меликов.
— Не знаю. — отвечал Хаджи-Мурат, и загорелое, мужественное лицо его покраснело. Лорис-Меликов вспомнил о слухах, которые были о любви между Хаджи-Муратом и красавицей ханской дочерью Салтанет.
* № 141 (рук. № 58).
Клюгенау писал мне, что всё, что было со мною, ошибка, что он постарается сделать всё хорошим, только бы я приехал к нему. Я не отвечал ему. Мне некогда было. Ахмет-Хан собрал войско и окружил Цельмес. Я мог уже сидеть на лошади, и мы с моими мюридами три дня бились с Ахмет-Ханом. Но у Ахмет-Хана были сотни, а у нас десятки, и мы готовились умереть, но не сдаться врагу. И мы все погибли бы, если бы не подошли к нам на выручку сотни от Шамиля.
№ 143 (рук. № 58).
В письме было:
«Во время всей службы моей я был всегда усердным и верным, как Ахмет-Хану, так и правительству, и постоянно противодействовал Шамилю и его партиям. Однакож, человек, который мне завидовал, оклеветал меня перед Вашим Превосходительством, вследствие чего я был арестован хунзахским комендантом и закован в кандалы. Ныне же я нахожусь в аварской деревне Цельмес, не имея никакого сношения с непокорными нам деревнями. По прибытии моем в Цельмес, по приказанию коменданта, сломали мой дом и дома некоторых моих родственников, расхитили всё имущество и взяли всех баранов. Ахмет-Хан же, да будет ему от меня благодарность, оклеветал меня перед Вашим Превосходительством. Причина моего неприезда к вам не есть боязнь и страх, но бесчестие, нанесенное мне одним кяфиром, находящимся при коменданте в Хунзахе. Это кяфир нанес мне несколько ударов сильных и вдобавок налгал на меня. Клянусь создателем, что всё выше прописанное справедливо, без всякой лжи; что же касается до чалмы, мною носимой, то действительно носил такую для спасения души по повелению Пророка нашего, но не для Шамиля и не против правительства. С Шамилем я не имею никакого сношения; в этом я совершенно чист, ибо через него убиты отец, брат и родственники мои. Относительно же клеветников моих я впоследствии сообщу подробно, и тогда будет вам известно о всех их делах».
* № 143 (рук. № 58).
С особенным удовольствием он рассказал, как похитил вдову своего врага Ахмет-Хана и держал ее в плену. Смеясь рассказал, как, когда ее уже выпустили, она написала ему, что над ней смеется гим[р]инская ханша, и советовала Хаджи-Мурату похитить ее.
* № 144 (рук. № 59, гл. XV).