К этому выводу я пришел вследствие изучения Шекспира и его критиков; непосредственное же чувство при чтении его с самого начала говорило мне всегда то же самое, хотя и в другой форме. Отталкивало меня всегда от произведений Шекспира от сонетов до самых,2468
считающихся лучшими, драм, кроме на каждом шагу оскорбления эстетического чувства, полное равнодушие не только к самым важным вопросам жизни, но к добру или злу, сознание того, что всё, что он пишет, не нужно ему, что he is not in earnest2469, что цель его писания вне его, что цель его самая ничтожная, только в том, чтобы угодить своей публике, ограниченных и развращенных до мозга костей аристократов Англии.>Так что главная внутренняя причина великой славы Шекспира была в том, что мировоззрение его, узко-буржуазное и пошло-патриотическое и, главное, не нравственное, отвечала вполне требованиям тех людей, которые составляли его славу.
* № 13 (рук. № 12).
Не жить духовной жизнью, а действовать и действовать в тех самых формах жизни, которые уже сложились, обносились нами, не нарушая их.
Таково было миросозерцание Гёте, первого восхвалителя Шекспира, таково же миросозерцание и всех немецких критиков Шекспира и в особенности главного и основного — Гервинуса.
Таково действительно миросозерцание Шекспира и таково миросозерцание нашего общества. И потому понятно, что это общество должно было восхвалять того, кто отвечал его взглядам на жизнь, хотя и очень дурно, но многосторонне не только выразил, [но] и оправдал его безнравственное отношение к жизни. Поразительно, что недавно еще точно так же, как Шекспир, один из недавно умерших писателей, Зола, приобрел точно такую, как Шекспир, славу и точно тем же, чем Шекспир, — равнодушным, даже презрительным отношением к основным вопросам жизни — и сам выразивший свои основы так же, как за Шекспира выразил их Гервинус. Le travail.2470
Всё дело в le travail. На что же должен быть направлен этот travail, это покажет опять тот же travail науки. Но как же называть безнравственными сочинения Шекспира, когда вы найдете в его драмах бесчисленные изречения (даже есть книга — Шекспир, как учитель жизни), проповедующие всякие нравственные добродетели, скажут сторонники Шекспира. — Изречения эти нравственные есть, это правда, но они есть, потому что, во 1-х, во времена Шекспира нельзя было не говорить их, да и всегда есть люди, которым они нравятся, но вы чувствуете, что сказаны они случайно, что они не нужны автору, что не только в выражении этих нравственных мыслей, но и во всем сочинении автор is not in earnest. Вы видите, что это не дело жизни автора, что он не кладет туда своего сердца, что он не переживает того, что изображает, а что он занят устройством забавной игрушки для людей, любящих игрушки.* № 14 (рук. № 11).
История славы Шекспира, по моему мнению, та, что ставящая миру свои законы Франция держалась классической драмы с тремя единствами, и немцы, возмущаясь против нее, взяли орудием борьбы с нею, взяли английскую, не подчинявшуюся французскому вкусу, драму. Шекспировская драма, хотя и не лучше других, была виднее их по тому мастерству ведения сцен, и немцы взяли ее для борьбы с французским вкусом и ею дрались с французами. Начал эту кампанию Лессинг, продолжал ее Гердер, Гёте, потом Шлегель и наконец Гервинус. И значение шекспировской драмы вырастало и вырастало и доросло наконец до того, до чего довел ее Гервинус, до того, что она считалась верхом совершенства во всех отношениях.
Такова была история возникновения славы Шекспира. К этому надо прибавить еще особенное свойство критики вообще и людей, занимающихся критикой художественных произведений. Критики это, как сказал один остроумный человек, это глупые, которые судят об умных. Слово не только остроумно, но глубоко истинно, особенно когда оно относится к критикам хвалителям.
А таковы критики Шекспира. Они говорят, что он гениален, т. е. имеет какое-то свойство высшее, чем простой ум, И это-то свойство разъяснили нам критики. Но ведь ясно, что если в разбираемом авторе есть эта способность высшего ума, то для того, чтобы обсуживать ее, надо такую же или еще высшую способность. Не имея же этой способности, критики в том, что они обсуживают, должны видеть только то, что им по силам. И они, обсуживая это, приписывают этому низшему высшее значение. Это в особенности верно по отношению художественных произведений.
Человек, обладающий художественным эстетическим чувством, воспринимает художественные впечатления и больше ничего сказать не может, как то, что он получил художественное впечатление. Человек же, не одаренный художественным чувством, не получая художественного впечатления, но воображая, что он получил его, начинает рассуждать, признавая за художественное впечатление то, что не имеет его подобия.
* № 15 (рук. № 11).