Читаем ПСС. Том 38. Произведения, 1909-1910 полностью

— М[арья] В[асильевна], вѣдь это не шутка — заговорилъ ужъ совсѣмъ расходившійся С[еменъ] Т[ерентьичъ]. Вѣдь вы подумайте. Они, крестьяне, знаютъ также хорошо, какъ то, что солнце всякій день всходитъ, что земля Божья, и знаютъ яе такъ, какъ я, по разсужденью, а знаютъ своими боками, что имъ безъ земли жить нельзя, что они, только работая всю жизнь на землѣ и ели-ели питаясь,307 могутъ возростить дѣтей, такихъ же людей, какъ ваши. И вдругъ они ясно понимаютъ, что земля эта отнята у нихъ людьми, которые не работаютъ, держатъ эту землю, за эту землю заставляютъ ихъ работать имъ всякія ненужныя глупости, и вотъ ему нужно или платить подати, за которыя продаютъ его послѣднюю корову, или купить лошадь, поправить избу, и онъ идетъ срѣзать выросшіе на божьей землѣ дубы. Его отношеніе къ этому дѣлу одно: ловко сдѣлать его, такъ какъ ловко увязать возъ, проѣхать по трудной [дорогѣ]. О несправедливости своего поступка для него [не] можетъ быть и рѣчи. Онъ знаетъ, на чьей сторонѣ несправедливость, жестокость и ужасная несправедливость и жестокость.

— Странныя у васъ мысли, начала М[арья] В[асильевна] и начала длинную рѣчь о своихъ обязанностяхъ передъ дѣтьми, о томъ, какъ бываютъ дурные опекуны, о томъ, какъ дѣти князя308 Адашева,309 а онъ былъ женатъ на Строгановой, родной сестрѣ извѣстнаго. Еще у него была эта исторія съ Бубновой.

С[еменъ] Т[ерентьичъ] молчалъ, потомъ всталъ и вышелъ молча.

— А знаете, я бы не держалъ такого господина при своихъ дѣтяхъ.

— Я310 сама думала. Найдите мнѣ.

— Такая каша въ головѣ.

————

Въ этотъ же вечеръ лакей Тарасъ, имѣвшій привычку писать свои записки, написалъ въ нихъ слѣдующее описаніе дня:

Былъ Предводитель, кушали поздно, дожидались дѣтей. Барыня выговаривала за гардины. A развѣ я могу разорваться.

Хорошо говорилъ С[еменъ] Т[ерентьичъ] съ предводителемъ. Ужъ такъ выворотилъ все дѣло наружу, что онъ и туда [и] сюда. Правды не скроешь. Да,311 въ великомъ обманѣ живетъ наша братія крестьянская.312 Приходила братнина невѣстка.

№ 8.

Обѣдали въ деревнѣ у Княгини Кат[ерины] Петровны Черкасовой ея домашніе и два гостя. Гости были: одинъ предводитель «русскій человѣкъ», какъ онъ самъ считалъ себя, и другъ покойнаго брата кн. Черкасовой, другой гость не только не свѣтскій, но самый странный, дикій по понятіямъ княгини человѣкъ, к[отораго] она терпѣла только потому, что онъ былъ другомъ de notre pauvre313 Мика, к[оторый] почему то любилъ его. Человѣкъ этотъ б[ылъ] Ник[олай] Ив[ановичъ] Орловъ, сынъ священника, бывшій товарищъ Мики. Орлову было теперь за 50, онъ б[ылъ] холостъ, нигдѣ не служилъ, и, какъ говорила кн[ягиня], жилъ безъ дома и безъ дѣла, такъ себѣ. Жилъ онъ сначала съ Ламинцевымъ, братомъ княгини. Орловъ б[ылъ] товарищъ Ламинцева и высоко цѣнилъ его за его высоко нравственныя и религіозныя убѣжденія, к[оторыя] онъ проводилъ въ жизнь. Лам[инцевъ] былъ слабъ грудью. Болѣзнь его развивалась все больше и больше. Лам[инцева] почти противъ его воли возили родные по теплымъ климатамъ, Орловъ не покидалъ его и ухаживалъ за нимъ, и Л[аминцевъ] умеръ въ Египтѣ на рукахъ. Теперь Н. И., задумавши написать біографію своего друга, пріѣхалъ къ Кат[еринѣ] Петр[овнѣ] съ тѣмъ, чтобы получить отъ нея свѣдѣнія о дѣтствѣ Мики и, главное, воспользоваться дневниками Мики, к[оторые] б[ыли] у Кат[ерины] Петр[овны]. Это былъ 2-ой гость. Кромѣ гостей были домашніе: дочь высокая, худая 18-лѣтъ дѣвушка, меньшая 13 лѣтъ дѣвочка, ея гувернантка англичанка и два меньшіе мальчика и ихъ учитель русскій студентъ [зачеркнуто: «соціалъ революціонеръ»].

Разговоръ начался еще за обѣдомъ. Начался разговоръ съ того, что Катерина Петровна разсказывала предводителю, истинно русскому человѣку, про сдѣланное въ лѣсу имѣнія ея дѣтей похищеніе лѣса.

№ 9.

Во первыхъ, я думаю, что вы изволите ошибаться, предполагая, что крестьянское сословіе не получаетъ вознагражденія за свои труды. Я думаю напротивъ, что они получаютъ гораздо больше того, что даютъ. Это во 1-хъ. Во 2-хъ же, какова бы ни была различными людьми разцѣнка даваемаго и получаемаго труда, воровство все таки воровство, грѣхъ противъ законовъ, признаваемыхъ всѣми народами, кромѣ нашего теперешняго крестьянства, и потому ничѣмъ, кромѣ какъ софизмами не можетъ быть оправданнымъ.

— Позвольте прежде всего отвѣтить вамъ на первое, заговорилъ Орловъ. Вы говорите, что крестьянское сословіе получаетъ вознагражденіе за свой трудъ. Я знаю, что вы понимаете подъ этимъ вознагражденіемъ: правительственныя учрежденія (военныя) административныя, судебныя. Но всѣ эти учрежденія....

— По вашему безполезны, я знаю эти взгляды, но могу сказать только то, что, не будь этихъ учрежденій, мы бы не сидѣли здѣсь, и не только не б[ыло] бы возможности жить намъ, мнѣ, княгини съ дочерьми (Лина, все время жадно слѣдившая за разговоромъ, при этихъ словахъ вспыхнула и хотѣла сказать что то, но удержалась) нормальной жизнью, но эти самые крестьяне, въ к[оторы]хъ однихъ вы видите всѣ добродѣтели, давно бы перерѣзали другъ друга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза