Человек, не просвещенный христианством, любит только себя. А любя только себя, всякий человек хочет быть великим и видит, что он маленький; хочет быть важным, а чувствует, что он ничтожен; хочет быть хорошим, а знает, что он дурен. И видя это, человек начинает не любить правду и начинает придумывать такие рассуждения, по которым бы выходило, что он — то самое, чем ему хочется быть, становится в своих глазах и великим, и важным, и хорошим. В этом большой двойной грех и гордости и лжи. От гордости и ложь, а от лжи — гордость.
Когда человек умен, он не знает, что он умен, ему кажется так естественно, что он понимает то, чтò понимает, что он не может приписывать этому значения. Притом же ему так многое еще непонятно. То же, если человек истинно добр: он не чувствует своей доброты, потому что он знает, насколько доброта его могла бы быть больше. И потому всякий умный и добрый человек всегда бывает смиренен.
Живи так, чтобы тебе не зачем было скрывать и не было бы охоты выказывать твои дела перед людьми.
Есть люди, которые едва только послушают мудрых поучений, как уже сами начинают поучать других. С ними делается то же, чтò бывает с больным желудком, который тотчас выпускает принятую пищу. Не подражай таким людям. Сначала хорошенько перевари в себе то, чтò ты услыхал, а не извергай прежде времени, иначе выйдет такая гадость, которая никому ни на чтò не будет годиться.
Спроси у всех, спроси у странников, у близких и далеких: есть ли выше чтò на свете правды, любви и смирения?
Для того, чтобы люди могли хорошо жить, надо, чтобы был мир между ними. А там, где каждый хочет быть выше других, не может быть мира; только смирение уничтожает все то, чтò мешало мирной жизни людей.
26 ЯНВАРЯ.
В Евангелии сказано: кто погубит жизнь свою, тот получит ее. Это значит, что истинная жизнь дается только тому, кто откажется от блага жизни животной.
Настоящая человеческая жизнь начинается только тогда, когда человек ищет блага не тела, а души.
Чем больше отрекается человек от своего животного «я», тем свободнее его жизнь, тем нужнее она другим людям, и тем она радостнее для него самого.
Все грубые, телесные грехи: праздность, чревоугодие, блуд, недоброжелательство, — только от признания своим «я» своего тела, от подчинения своего духовного «я» животному. Избавление от грехов только в подчинении своей животной личности духовному началу, в отречении от нее.
Учение Христа о том, что жизнь нельзя обеспечить, а надо всегда, всякую минуту быть готовым умереть, дает больше блага, чем учение мира о том, что надо обеспечить свою жизнь, — дает больше блага уже по одному тому, что неизбежность смерти и необеспеченность жизни остаются те же при учении мира и при учении Христа, но сама жизнь, по учению Христа, не поглощается уже вся без остатка праздным занятием мнимого обеспечения своей жизни, а становится свободна и может быть отдана одной свойственной ей цели: совершенствованию своей души и любви к людям.
Отречение от животного блага ради духовного есть последствие изменения сознания, т.-е. человек, признававший себя прежде только животным, начинает признавать себя духовным существом. Если это изменение сознания совершилось, то то, чтò представлялось прежде лишением, страданием, представляется уже не лишением и страданием, а только естественным предпочтением лучшего худшему.
Когда потухает свет твоей духовной жизни, то темная тень твоих телесных желаний падает на твой путь, — остерегайся этой ужасной тени, свет твоего духа не может уничтожить этой темноты до тех пор, пока ты не изгонишь из своей души желаний тела.
Проходят века, люди узнают расстояния от светил, определяют их вес, узнают состав солнца и звезд, а вопрос о том, как согласить требование личного блага с жизнью мира, остается для большинства людей таким же нерешенным вопросом, каким он был для людей за пять тысяч лет тому назад. Разум говорит человеку: да, ты можешь иметь благо, но только если все будут любить тебя больше себя. И тот же разум показывает человеку, что этого быть не может, потому что все любят только себя. И потому единственное благо, которое открывается человеку разумом, им же опять и закрывается.
Проходят века, а загадка о благе жизни человека остается для большинства людей тою же неразрешимой загадкой. А между тем загадка разгадана уже давным-давно, и всем тем, которые узнают разгадку, всегда удивительным кажется, как они сами не разгадали ее, кажется, что они давно уже знали, но только забыли ее: так просто и само собой напрашивается разрешение загадки, казавшейся столь трудной среди ложных учений мира.