ПСС. Том 52. Дневники и записные книжки, 1891-1894

Прошла целая неделя. 19 поехал с Таней и Верой верхом в Успенское. Очень добродушный Бибиков, уложил спать и на другой день повез в глубь уезда. Осматривали деревню Огаревку. Умный староста — перечислил все дворы. Бедность не так велика, п[отому] ч[то] есть картофель. Я было успокоился. Но там стало хуже. Вложу листки из дневника о поездке по Богородицк[ому] и Ефрем[овскому] уездам. — 20 провел у Свечина. 21 вернулся к Сереже. 22 у Сережи б[ыло] натянуто. Осталось дурное расположен[ие] духа. Говорил с Варей, чтоб она училась. 22. Дома, приехал, С[оня] нездорова и не в духе, и я тоже. Ночь почти не спал. Утром я сказал о том, что здесь есть дело, кормление голодающих. Она поняла, что я не хочу ехать в Москву. Началась сцена. Я говорил ядовитые вещи. Вел себя очень дурно. В тот же день вечером поехал в Тулу к Зинов[ьеву]. Узнал от него мало. Но дружелюбно говорили. Вернувшись домой, нашел готовность к примирению и примирились. 23 решил ехать в Епифань. Таня проводила меня. В Обол[енском] захватил Машу. Писарев прекрасный тип земца — находящий смысл в служении людям. И жена милая, кроткая. 24-го ходили в дер[евню] Мещерки. Опущенность народа страшная: разваленные дома — б[ыл] пожар прошлого года — ничего нет, и еще пьют. Как дети, попавшие в беду, смеются, так и они. К вечеру приехали Богоявл[енский] и Раевский. Решил поселиться у Раевского. Хорошо бы, если С[оня] не воспротивится. Я даже оставил 90 р. на закупку карт[офеля] и свеклы.

Нынче 25 Сент. Клекотки, 1891. Доехали до Кл[екоток] и собираем[ся] дальше. Мне хорошо. Немного писал о Непрот[ивлении] у Писарева. К стыду своему испытываю иногда некот[орое] неудовольствие при мысли о ругании меня во всех журналах и думаю о том, как будут ругать за статью. Надо: не думать, а делать для Б[ога]. Помоги, О[тец]. В Пирогове прочел О[тца] С[ергия] и, к удивлению, недурно, как есть. Начал поправлять начало, но не пошло. С Писар[евым] и Богоявл[енским] б[ыл] оживленный разговор о жизни. Писарев жив.

26 Сен. Я. П. 91. Есл. б. ж.

Нынче 8 Окт. Я. П. 11 дней не писал. Попробую, идя назад, вспомнить. Нынче пытался вновь писать статью о голоде. Ничего не вышло. Вечером написал 8 писем и свез на Козловку. Только что писал Золотар[еву] рецепт о том, как установить любовь к людям, с к[оторыми] живешь, и, взойдя наверх, поддался поддразниванию С[офьи] А[ндреевны], утверждавшей, что люди, пытающиеся жить нравственно, утеряли простоту. И рассердился, сдержался. — Вчера 7-го. То же писал утром и не шло. Уехали Эрдели и Таня в Москву. 6 и 5 поправлял первые главы статьи о воинск[ой] повинности. 4 и 3 писал 8-ю главу и хорошо кончил, 3 и 2-го и 1-го писал статью о голоде. Всё это время работал, засыпал завалину. Были за это время Стаховичи, Полякова, Зиновьев и Давыдов с дочерьми. Особенно выдающихся писем не б[ыло]. Нет, были: письма Хохлова и англичанина пастора, сочувственное. Отослал за это время, исправив ее, «Первую ступень».

Думал только две вещи:

1) То, что быть в нужде по отношению к пище и одежде и помещению есть наивыгоднейшее положение человека — не переесть, не перегреться, не перепокоиться. Особенно первое: есть надо так, как будто не достанет на всех, и всегда оставлять другим.

2) То, что когда трудно, как мне теперь,⁶² безвыходно, кажется [1 перечеркнутое и неразобранное], надо думать, что это отличие мне. Мне задается урок трудный, п[отому] ч[то] в меня верят, надеются на меня и любят меня. Надо быть благодарным. Теперь 12 ч. ночи.

9 октября 1891 г. Я. П. Е. б. ж.