ПСС. Том 56. Дневник, записные книжки и отдельные записи, 1907-1908 гг.

363.140³⁰. письма сочувствия о статье H[e] М[огу] М[олчать]. — Всего сочувственных писем по поводу статьи «Не могу молчать» за июль и август 1908 г. (без юбилейных приветствий) в архиве Толстого сохранилось шестьдесят; из них тридцать пять писем содержали также просьбу о присылке статьи. Многие просили статью с целью распространения; Лев Гинзбург из Москвы просил прислать для того, чтобы отпечатать «в тысячах экземпляров». Кто-то подписавшийся «Александр» (из Уфы), незадолго до этого посетивший Толстого, писал, что сидит в тюрьме, ожидая казни, и просил Толстого прислать ему Евангелие в его изложении и «Не могу молчать». Многие выражали чувства горячей благодарности и любви к Толстому за его статью. Так, в анонимном письме из Новочеркасска было сказано: «Сейчас только прочел в «Русских ведомостях» выдержки из Вашей статьи о смертных казнях в России и не нахожу достаточных слов и выражений, чтобы высказать вам свое глубокое уважение, признательность и любовь за то, что Вы с такой чудной силой на весь мир сказали свое правдивое слово по поводу совершающихся неслыханных злодейств... Я уверен, что миллионы страдающих и несчастных сольются в чувстве глубокой признательности к Вам, дорогой Лев Николаевич, и пусть это будет наградой за Ваше великое служение идее христианства и человечности». — А. А. Климович из гор. Сенно Могилевской губ. писал: «Чувствую себя счастливым еще раз выразить Вам, человеку правды, душевное пожелание доброго здоровья до последнего момента перехода в иную жизнь. Да живете и бодрствуете на благо человечества! Не проглотит и не удавит Вас ни тюрьма наша русская, ни виселица; насколько Вы велики, настолько они ничтожны для этого. Недосягаемо для них выросли Вы». — П. А. Карасев из Петербурга писал: «В дни постыдного безмолвия общества, среди подлого эгоизма и циничного надругательства власти над всем, что дорого и свято для человечества, наконец-то раздался голос одного человека, который громко запротестовал против совершающихся изуверств». — Учитель Е. Е. Кутузов из Смоленской губ. писал: «В кратких, ясных, полных христианской любви и всепрощения словах Вы вступились за несчастный русский народ и выразили боль души, какую переживают в данный момент вместе с Вами миллионы мыслящих людей. Сердечное спасибо Вам, дорогой учитель! Дай Бог вам здоровья еще на многие годы!» — Из Москвы писала Е. Стогова: «Вы как будто сняли тяжелый камень с наших душ, потому что кажется, как будто Вы говорите символ веры, а мы все в душе повторяем Ваши слова, потому что сами не умеем так говорить, а можем только чувствовать». — Учительница Е. Д. Вагнер из Франции: «Ваши слова раздались как удары колокола в духоте позорного молчания. Люди дремали, и никто их не будил... Им нужен был бич Ваших слов, а затем огненная ласка любви Вашей души, чтобы дрогнули души живых мертвецов». — Из Николаева К. Лебединская писала: «Когда я пишу эти строки, я плачу. Я только-что прочла вашу статью о «казнях». Прочесть — надо выразить душу тому, кто вызвал сильное чувство. Я проживаю в Николаеве ради сына, находящегося в каторжной тюрьме. Когда сына арестовали (за политику) ему было 18 лет, а осенью будет 20. Я еду с ним в Сибирь осенью сего года». — Бывший офицер Н. А. Свидерский, оставивший службу под влиянием Толстого, писал ему: «Сегодня я прочел «Нe могу молчать» и шлю Вам теплое, глубокое, благодарное чувство живейшей признательности за эти искренние, проникновенные слова. Легче дышится, снова веришь в поруганную, затасканную грязными руками, обесчещенную правду. Живите же, великий учитель жизни, берегите Вашу жизнь, драгоценную для человечества и неоценимую для несчастной родины. Миллионы сердец бьются в унисон с вашим, миллионы душ, воспаленных долгою жаждою правды, среди насилия и лжи, ждут Вашего слова, как утренней росы, как живительной, целебной влаги. Живите же, не покидайте нас, дорогой и великий брат, не оставляйте нас в эти грозные, скорбные дни ужаса и крови. Горячо обнимаю Вас и молю бога продлить Вашу жизнь на радость и счастье миллионам страдающих вместе с Вами Ваших братьев во Христе». Дюбуа из Петербурга прислала составленное ею обращение «к матерям и женам сильных, могущественных и власть имущих» «от многострадальных матерей земли русской». 14-летняя гимназистка Демкова из Харькова прислала стихотворение, вызванное статьей Толстого. Очень тронуло Толстого следующее место из письма из Калуги незадолго до этого посетивших его теософок А. А. Каменской и Е. Ф. Писаревой: «Николай Васильевич Писарев, уже почти старый человек, в своем глубоком волнении написал Вам несколько слов о своем впечатлении. Нам он рассказал, как, встретив своего знакомого, он его спросил: читал ли он Вашу статью? И на утвердительный ответ невольно сказал: «Знаете, что: ведь я почувствовал, что я также хочу, чтобы мне надели на шею намыленную веревку...» — «И я также этого хочу!» ответил знакомый»... (Поводом к этому разговору послужило то место ив статьи Толстого (гл. VI), где он пишет, что пока казни не кончились, он испытывает желание, чтобы и на него «надели саван, колпак и так же столкнули с скамейки», чтобы он «своею тяжестью затянул на своем старом горле намыленную петлю»).