ПСС. Том 56. Дневник, записные книжки и отдельные записи, 1907-1908 гг.

По поводу статьи Толстого «Не могу молчать» Меньшиков поместил в № 11614 «Нового времени» от 13 июля 1908 г. статью «Лев Толстой как журналист», в которой резко нападал на Толстого. Он писал, что «Не могу молчать» «просто слабо написанная, не волнующая, неубедительная статья... Самый плохой сорт писаний великого беллетриста — его газетная публицистика. Тут он почти никогда не выше посредственности, часто ниже ее. О таланте Толстого в этой области не может быть и речи. По раздраженному тону, по анархизму банальных идей, по партийной озлобленности, по ожесточенной ненависти к «правительству» и «попам» Лев Толстой падает иногда до какого-нибудь плебея мысли... В истории литературы, в истории просвещения будет известен романист Лев Толстой. О том же, что он писал, кроме беллетристики, — религиозные, философские, политические статьи, будут знать разве лишь академики из усидчивых крохоборов». Смертную казнь в этой статье Меньшиков оправдывал тем, что «идет война, озверели люди. В широких слоях глубоко пала любовь, благородство, совесть. Не только на государство, но на совершенно мирных жителей и даже бедняков крестьян идет нашествие убийц».

10 августа 1908 г. в «Новом времени» появилась другая статья Меньшикова против Толстого, озаглавленная «Толстой и власть». Здесь Меньшиков, обращаясь к Толстому, писал:

«Вы требуете отмены таких-то и таких-то законов, но установления человеческие, столь долговременные и прочные, как собственность, торговля, власть, деньги и пр., вовсе не русские законы и не немецкие, и не французские, а общечеловеческие, обязательные для всех правительств. Вглядитесь в них хорошенько — вы увидите, что это законы самой природы. Лев Толстой требует от власти, чтобы, пока она еще в силах, — поспешила бы уничтожить частную земельную собственность. Этого хочет будто бы весь народ, это будто бы «вечное и справедливое требование всего народа», это будто бы идеал народный. Говорю «будто бы», потому что в действительности конечно нет ничего подобного.

«Требуя от правительства, чтобы оно, «пока в силах», отменило частную собственность на землю, Толстой стоит не зa народный идеал, а против него. Он подговаривает власть к величайшему насилию, какое мог бы придумать тиран. Выходит, что он осуждает лишь то насилие, которое идет против его идей, а то, которое стоит за его идеи, он признает. Но ведь это то же самое, что признают обыкновенные революционеры. Куда же девалась у Льва Николаевича знаменитая заповедь о непротивлении злу насилием?»

Меньшиков заканчивает свою статью обвинением Толстому в том, что он, призывая землевладельцев к отказу от земельной собственности, сам не отказался от нее.

В ответ на эту статью Толстой продиктовал письмо Меньшикову, в котором писал, что прочтя статью Меньшикова, он, к своей «большой и неожиданной радости», «не испытал не только неприятного чувства, но, напротив, одно из самых желательных и дорогих мне чувств — не просто доброжелательства, а прямо любви к вам, — той самой любви к обижающим, к которой я давно стремлюсь и только изредка испытываю, — то чувство, которое лежит в душе каждого человека, и только потому, что оно лежит в душе каждого человека, как высшая истина открыто и предписано учением Христа. Не знаю, почему: по прежнему ли нашему общению или по особенности вашей личности, по отношению к вам мне не нужно было даже вызывать это чувство в себе: оно само собой естественно возникло и побуждает меня сообщить вам о нем и просить вас постараться вызвать в себе то же чувство».

Для того чтобы его переписка с Меньшиковым не потеряла своего задушевного характера, Толстой просил H. Н. Гусева, которому он продиктовал свое письмо, не показывать его никому, не говорить о нем и не делать копии с него в копировальной книге, в которой оставлялись копии всех писем Толстого; просил даже написать Меньшикову, чтобы в случае его ответа он отправил письмо в конверте без печатного адреса «Нового времени», чтобы конверт не возбудил любопытства домашних. Однако, ответа от Меньшикова не было, хотя письмо Толстого было им получено.

Письмо Толстого печатается по записи, сохранившейся у H. Н. Гусева.

26 августа. Стр. 145.

388.145¹⁵. Работал над Кругом — над «Новым кругом чтения» («На каждый день»).

17 августа. Стр. 145—146.

389.146^3—8. Мальчик в..... Бога. — Сюжет о сыне слепого нищего возник у Толстого после того, как к нему пришел, очевидно, за материальной помощью слепой крестьянин с сыном восьми лет. У Толстого явилось желание устроить куда-нибудь этого мальчика, о чем он и просил своих знакомых, между прочим А. А. Гольденвейзер. Об этом рассказывает А. Б. Гольденвейзер в своем дневнике «Вблизи Толстого» (т. I, М. 1922, стр. 216, запись от 1 июля 1908 г.):

«Лев Николаевич сказал моей жене:

— Анна Алексеевна, возьмите мальчика.

Недоумение...