ПСС. Том 57. Дневники и записные книжки, 1909 г.

2) Чувствую себя оч[ень] глупым, но зато и — смело скажу — хорошим. Так естественно, страстно, от всей души говорю, думаю, чувствую одно то, чтоб делать то, ч[то] Ему угодно, суметь быть Его органом. Всё глупо, бессмысленно, но на душе тепло, радостно, хорошо. Иду обедать.

Не помню, чтобы б[ыло] что-нибудь стоющего записи. Здоровье всё нехорошо — желудок, и тяжелое настроение. Но держусь.

8 Июня. [Кочеты.]

Встал рано и поехал. Путешествие хорошо. Беседа с предводителем Мценск[им] — православным, консерватором, непромокаемым. Милая Таня и Миша и least not last¹²⁸ мал[енькая] Тан[ечка]. Особенно живо чувствовал безумную безнравственность роскоши властвующих и богатых и нищету и задавленность бедных. Почти физически страдаю от сознания участия в этом безумии и зле. Здесь же меня поместили в безумную роскошь и привезли сам четверт: доктор, секретарь, прислуга. И на беду 9 Июня весь Кр[уг] Чт[ения] на эту тему. Научи меня Ты, что мне делать. —

Да, забыл. 7-го б[ыло] то, ч[то] Гаврилов, пришедший из Москвы, решил не доходить до тех пределов опрощения, нищеты, до к[оторых] он дошел.

9 Июн.

Всё то же состояние телесное, но душевное оч[ень] хорошее. Нынче чуть-чуть поправил о любви. Становится сносно. И из кратких молитв составил три, к[отор]ые постараюсь заучить. Буду пользоваться ими. Постыдное чувство испытал: досаду, что по дороге меня не узнают. Как пропиталась вся моя душа мерзким тщеславием. Записать:

1) В первый раз вчера испытал очень радостное чувство полной преданности воле Его, полного равнодушия к тому, что будет со мною, отсутствия всякого желания, кроме одного: делать то, чего Он хочет (я сейчас испытываю это). Я и прежде, давно уже познал это, как истину, открытую мне разумом, но только теперь испытал это как чувство — чувство обращения к Нему и желания получения указани[я] от Него: что же делать? — Привык к молитве и к ожиданию ответа на человеческие речи. Но это самообман. Ответ есть в душе. Благодарю Тебя. Как хорошо! Чую ответ, и так радостно, что выступают слезы.

2) Это по случаю сопревшаго яблока, вообще всякого семени. Не знаю, сумею ли выразить. Мысль вот в чем: Тело мое разрушается. Также разрушается тело сопревшего яблока. Яблоко, оболочка семени сопревает, остается семя, производящее другие яблони — яблоки. Еще яснее это на семенах, как злак, не имеющ[их] оболочки. Неужели назначение яблока только воспроизведение себе подобных? Неужели таково же и назначение человека? Но в яблоке уже есть то, что кроме семени воспроизводящего есть еще оболочка, имеющая назначение. Очевидно, и в человеке должно быть, кроме воспроизведения, еще другое назначение. И мало того, ч[то] есть другое назначение, и есть самое истинное, главное назначение; воспроизведение же — самое ничтожное даже не назначение, п[отому] ч[то] повторение одного и того же не имеет смысла. В чем же это назначение?

Не хочется писать и думать. И не буду.

10 Ин.

Сплю хорошо, но желудок не действует, и от того нет умственной энергии для работы. Вчера гулял по парку с большим напряжением. Но мысль работает. Говорил с копачами. Стар[ый] толпыга. По 25 под рожь. Земля у господ. Тоже вопиющее рабство. Как бы хотелось написать то худож[ественное], [что] начал, и всё проникнуть этим. Записать две.

1) Хорошо бы ясно показать, что если речь о борьбе, то любовь, кроме своего внутреннего значения, есть самое могущественное орудие борьбы.

Читая Малатесту, так ясно видно, ч[то] анархисты — это люди, верующие в разумность и законность вывода и приложения к жизни закона любви, но не знающие и не признающие этого закона. Боже мой! Какое, мне кажется, ты мне дал радостное дело жизни.

¹²⁹Иду завтракать. Письма ничтожные. Нынче составил из всех молитв одну. Кажется, годится. А еще оч[ень] хорошо поправил о любви.

11 Июня.

Поправка О Л[юбви] плоха. Надо еще работать. С утра в постели писал молитву Соничке. Всё нехорошо. Ничего не работалось. Читал 41 письмо с недобрым чувством. Ездил верхом, оч[ень] устал. Главное же, мучительное чувство бедности, — не бедности, а унижен[ия], забитости народа. Простительна жест[окость] и безумие революционеров. Потом за обедом Свербеева, франц[узские] языки и тенис, и рядом рабы голодные, раздетые, забитые работой. Но могу выносить, хочется бежать. —

Читал Бакунина о Мадзини. Как много, много кажется, ч[то] нужно сказать. Помоги, Г[оспод]и, делать то, ч[то] перед тобой нужно. — Всё желудок плох. Не могу и тут писать. —

Есть несколько хороших писем. Иду к чаю. —

14 Июня.

Не писал три дня. Нынче оч[ень] хорошо работал над Ед[иной] Зап[оведью]. Потом ездил верхом, говорил с мужиками. Вечное недовольство своей жизнью. —