ПСС. Том 58. Дневники и записные книжки, 1910 г.

Д. П. Маковицкий в Записках, подробно останавливаясь на событиях 16 октября, пишет, что Толстой, в то время, когда они ехали верхом по направлению к купальне, с полдороги послал его сказать Софье Андреевне, что решил не ехать к Чертковым, но Софья Андреевна уже ушла, и он не мог исполнить поручение. Верхом проехали большой круг на шосее и на Лихвинскую дорогу, всего 16 верст. По пути Толстой говорил ему: «Это —испытание. Она жалка; другим осуждать ее легко. Когда связан с ней... [многоточие Маковицкого]. Я не могу». Маковицкий возразил, что, по его мнению, Софья Андреевна лишь «доигрывает взятую ею на себя роль сумасшедшей, которая трудна для нее, и для нее самой было бы облегчением, если бы Лев Николаевич перестал считаться с ее притворством». Толстой на это ответил, что он знает это, но: «я не могу». Далее Толстой говорил, что думает завтра утром в 7 часов уехать с Ильей Васильевичем в Кочеты, что он уже 3—4 месяца не работает. По возвращении домой Толстой и Маковицкий узнали, что Софья Андреевна еще не вернулась. Как выяснилось, она, думая, что Лев Николаевич отправился на свиданье с Чертковым, решила сама проверить это и пешком ушла в Телятинки, где караулила их. Вблизи телятинской усадьбы она встретила П. Н. Лепехина и А. П. Сергеенко, которых расспрашивала, не приезжал ли Толстой в Телятинки. Подробнее об этом см.: П. Н. Лепехин, «Что меня привело к Толстому» — «Юбилейный сборник — Лев Николаевич Толстой», стр. 295 и записки А. П. Сергеенко, опубликованные в Записях А. Б. Гольденвейзера, 2, стр. 319—320. По возвращении домой, вечером С. А. Толстая стала упрекать мужа за то, что он «измучил» ее. Лев Николаевич, по записи Софьи Андреевны в ее Дневнике за то же число, говорил, что берет все свои обещания назад, ничего не обещает и будет делать так, как захочет. Свое отношение к пережитым событиям Толстой, кроме дневниковых записей, выразил на следующий день в письме к Черткову. См. прим. 1513.

17 октября, стр. 118—119.

1512. 118³³. по Чепыжу. — Чепыж — лес-дубняк, непосредственно примыкающий к яснополянскому парку.

1513. 118³⁴. написал об этом Ч[ерткову]. — Приводим бòльшую часть письма Толстого к Черткову от 17 октября 1910 г.: «Хочется, милый друг, по душе поговорить с вами. Никому так, как вам, не могу так легко высказать, — знаю, что никто так не поймет, как бы неясно, недосказанно ни было то, чтò хочу сказать. Вчера был очень серьезный день. Подробности фактические вам расскажут, но мне хочется рассказать свое — внутреннее. — Жалею и жалею ее и радуюсь, что временами без усилия люблю ее. Так было вчера ночью, когда она пришла покаянная и начала заботиться о том, чтобы согреть мою комнату, и, несмотря на измученность и слабость, толкала ставеньки, заставляла окна, возилась, хлопотала о моем... [многоточие Толстого] телесном покое. Чтож делать, если есть люди, для которых (и то я думаю, до времени) недоступна реальность духовной жизни. Я вчера с вечера почти собирался уехать в Кочеты, но теперь рад, что не уехал. Я нынче телесно чувствую себя слабым, но на душе очень хорошо. И от этого-то мне и хочется высказать вам, чтò я думаю, а главное, чувствую. — Я мало думал до вчерашнего дня о своих припадках, даже совсем не думал, но вчера я ясно живо представил себе, как я умру в один из таких припадков. И понял то, что, несмотря на то, что такая смерть в телесном смысле, совершенно без страданий телесных, очень хороша, она в духовном смысле лишает меня тех дорогих минут умирания, которые могут быть так прекрасны. И это привело меня к мысли, о том, что если я лишен по времени этих, последних сознательных минут, то ведь в моей власти распространить их на все часы, дни, может быть месяцы, годы (едва ли), которые предшествуют моей смерти, могу относиться к этим дням, месяцам так же серьезно, торжественно (не по внешности, а по внутреннему сознанию), как бы я относился к последним минутам сознательно наступившей смерти. И вот эта то мысль, даже чувство, которое я испытал вчера и испытываю нынче, и буду стараться удержать до смерти, меня особенно радует, и вам то мне и хочется передать ее. В сущности это всё очень старо, но мне открылось с новой стороны. Это же чувство и освещает мне мой путь в моем положении и из того, чтò было и могло бы быть тяжело, делает радость. Не хочу писать о делах — после. Вы также открывайте мне свою душу. Не хочу говорить вам: прощайте, потому что знаю, что вы не хотите даже видеть того, за что бы надо было меня прощать, а говорю всегда одно, чтò чувствую: благодарю за вашу любовь».

1514. 118^34—36. С[офья] А[ндреевна]..... и много говорит. — См. запись от того же числа в «Дневнике для одного себя».

1515. 119². кроме писем. — Повидимому, 17 октября Толстой написал два письма: учителю из Рязанской губ. Михаилу Ивановичу Зайцеву о религии и Киселевой из Оренбурга о цели жизни. См. т. 82.